Кировская весна 1936-1937 - стр. 48
– Два разбойника, – сказал один коренастый крестьянин тому, который это крикнул. – Два разбойника было с господом нашим.
– С чьим господом? – спросил тот, весь красный от злости.
– С нашим господом – уж это так говорится.
– У меня никаких господ нет, и я так не говорю ни в шутку, ни всерьез, – сказал тот. – И ты лучше придержи язык, если не хочешь сам прогуляться между шеренгами.
– Я такой же добрый республиканец, как и ты, – сказал коренастый. – Я ударил дона Рикардо по зубам. Я ударил дона Федерико по спине. С доном Бенито я промахнулся. А «господь наш» – это так всегда говорится, и с тем, о ком говорится так, было два разбойника.
– Тоже мне, республиканец! И этот у него «дон», и тот у него «дон».
– Здесь их все так зовут.
– Я этих козлов зову по-другому. А твоего господа… Э-э! Еще один вышел!
И тут все увидели позорное зрелище, потому что следующим из дверей Ратуши вышел дон Фаустино Риверо, старший сын помещика дона Селестино Риверо. Он был высокого роста, волосы у него были светлые и гладко зачесаны со лба. В кармане у него всегда лежал гребешок, и, должно быть, и сейчас, перед тем как выйти, он успел причесаться. Дон Фаусто был страшный бабник и трус и всю жизнь мечтал стать матадором-любителем. Он якшался с цыганами, с матадорами, с поставщиками быков и любил покрасоваться в андалузском костюме, но он был трус, и все над ним посмеивались. Однажды в Авиле появились афиши, объявлявшие, что дон Фаустино будет участвовать в любительском бое быков в пользу дома для престарелых в Авиле и убьет быка по-андалузски, сидя на лошади, чему его долгое время обучали, но когда на арену выпустили громадного быка вместо того маленького и слабоногого, которого он сам себе подобрал, он сказался больным и, как говорят, сунул два пальца в рот, чтобы вырвало.
Когда он вышел, из шеренг послышались крики:
– Привет, дон Фаустино! Смотри, как бы тебя не стошнило!
– Эй, дон Фаустино! Под обрывом тебя ждут хорошенькие девочки.
– Дон Фаустино! Подожди минутку, сейчас мы приведем быка побольше того, что тебя напугал!
А кто-то крикнул:
– Эй, дон Фаустино! Ты когда-нибудь слышал, каково умирать?
Дон Фаустино стоял в дверях Ратуши и все еще храбрился. У него еще не остыл задор, который побудил его вызваться идти следующим. Вот так же он вызвался участвовать в бое быков, так же вообразил, что может стать матадором-любителем. Теперь он воодушевился примером дона Рикардо и, стоя в дверях, приосанивался, храбрился и корчил презрительные гримасы. Но говорить он не мог.
– Иди, дон Фаустино! – кричали ему. – Иди! Смотри, какой громадный бык тебя ждет!