Киномысль русского зарубежья (1918–1931) - стр. 41
Виктор Шкловский, Петр Богатырев, Терешкович, Макс Линдер.
Кроме них, о себе пишет и сам Чаплин, и есть еще одна статья анонимного автора.
Понятно, с каким нетерпением, волнением и радостью я ухватился за этот том.
И в самом деле, я не ошибся!
Это – очень важный и по-своему серьезный сборник статей о кинематографе. Для меня он дорог еще и потому, что иные мнения являются подтверждением моих собственных, уже высказанных в печати.
Правда, некоторые из авторов считают, что кое-какие приемы кинематографического фильма пришли сюда из литературы. И это даже пробуют доказать.
Оказывается, – по мнению, например, Петра Богатырева, – что некоторые из кинематографических мотивов и эффектов знала и народная драма!
Очень может быть.
Но если это даже и так, все равно, это ровно ничего не доказует.
По этому поводу мне вспоминается полемика двух немецких физиологов.
Конечно, писал один из них, Иммануил Кант был млекопитающимся, но этим не исчерпывается его определение!
А чтобы не возвращаться вновь к тому, что мной было написано, сейчас я предпочту сослаться на другого автора этой же книжки.
Я имею в виду Константина Терешковича.
– В основу кинематографических методов, – говорит он, – ничего не должно входить ни от театра, ни от живописи и архитектуры и уже, конечно, ни от литературы.
Легко понять, как должно было обрадовать меня это подтверждение высказанных мною мыслей.
Но затем я получил еще большее удовлетворение. Это в том месте книжки, где речь идет о взаимоотношении кинематографа с театром.
На 99‐й странице я прочел буквально следующее:
– Но и здесь (в театре) сходство в принципах должно существовать исключительно внешнее. В театре каждый акт продолжается около 25 минут, а в кино – в среднем не больше 50 секунд, так что строить декорации по одинаковым законам было бы просто смешно и нелогично. А затем второе и не менее значительное – это то, что ведь живые актеры и осязаемые декорации в театре производят совершенно другое впечатление на глаз и чувство, чем серые мелькающие снимки. От театра кинематограф еще более далек, чем от живописи!
– Говорить о том, что в основе экранных построений и в конструкции литературного произведения нет ничего общего, кажется, не приходится!
…Это – чрезвычайно драгоценные подтверждения! Они тем более значительны, что происходят от лица, видимо, наблюдавшего кинематограф с большой вдумчивостью и серьезностью.
Таким образом, понемногу кинематограф начинает пониматься. Значит, устраняется его загадка. Вопрос о цели его пришествия в мир, наконец, получает свое разрешение. Познать самого себя пришел час и для экрана!