КинА не будет - стр. 21
Вот «Спрут» – здесь Танька работала до декрета уборщицей. Можно занять у девчонок-кассиров, она потом отдаст… как-нибудь. На кассах сидят сплошь незнакомые девушки. Таньки не было всего два года – а уж все поменялись. Текучка в коллективе огромная.
Зато у камер хранения, облокотившись о стойку, развалился рыжий охранник Володька. Этот небось никуда не денется. Играет под американского полицейского: непроницаемое лицо, сложенные на груди руки, засученные по локоть форменные рукава, зеркальные очки, жуёт жвачку. Ни один мускул не дрогнет, головы не повернёт.
– Дай пятьсот рублей, – сказала Танька. Глядела в сторону, чтобы не видеть рыжую, самодовольную жующую морду, и себя в роли просящей, отражающуюся в зеркальных очках.
– Спешу и падаю. Сначала верни тыщу, с прошлого года зажилила.
Танька повернулась и пошла прочь.
– Э, коза! Тормозни-ка.
Танька велела Лапке ждать её у дверей.
– Это… – Володька огляделся, снял очки. И сразу морда из непроницаемой сделалась мальчишеской, шкодливой. Веснушкам тесно, они слились в один большой рыжий блин. Хохотнул: – Отведи мелкую домой и спустись сюда, в подсобку. За полчаса управимся. Вспомним годы молодые, что ль? Получишь свою пятихатку. Хошь – помаду покупай, хошь – кружевные труселя.
…Танька встала с брошенной на пол картонки. Быстро скользнула в джинсы, натянула майку. Буркнула: «Давай, что ли».
– Счас, – заржал Володька, заправляя рубашку в штаны. – Тысчонку верни – тогда дам пятихатку.
Минуту Танька смотрела в ухмыляющуюся морду. Будь её кулачки как кувалды у Чака Норриса – измолотила бы ненавистного Володьку в мешок с костями. Разреветься перед ним, ещё чего?! Молча взяла сумочку и хлопнула дверью подсобки.
***
– Володька! Чего опять натворил: рожа будто у кота в сметане?
– Ничего я не натворил. На вон, опять просрочкой премию выдали, – Санёк высыпал на стол блестящие, хрусткие свёртки из пакета с логотипом «Спрута».
Вот ведь хороший парень, а хитрющий. Володька вырос в той же деревне Лисички, откуда родом тётя Катя. А встретились они самым любопытным образом. Она несла из «Спрута» тарные ящички из фанеры. На крылечке магазина, безуспешно пытаясь встать на четвереньки, барахтался паренёк. Поношенные куртка и джинсы собрали на себя весеннюю грязь.
На рыжем лице – тупое, обиженное пьяное недоумение. А руки, упирающиеся в натёкшую у порога лужицу – рабочие, в перекрученных венах, с побитыми ногтями.
Перешагнула через него тётя Катя, а тяжкие думы в голове заворочались. Что было бы с этим парнем, не случись буржуйского переворота двадцать лет назад? Работал бы на заводе, имел семью. На выходные ездил в «жигулёнке» куда-нибудь в «Жаворонок» или «Росинку», копался в тепличке. В отпуск – в Крым.