КИФ-5 «Благотворительный». Том 4 (в двух частях) «Для мудрых», часть 2 - стр. 24
– Посмотрим, как там и что – а потом и живые смогут. А не смогут сразу – подождут своего часа!
– Эх… И я бы с вами, – вздохнул я. – Тоже бы слетал…
– Ничего, дорастёшь до меня – слетаешь, – утешил Сомов.
И я понял – действительно, слетаю. Так тому и быть.
Юлия Рубинштейн
«Истинный грех»
– Сходи, – кивнул отец, – принеси… Там много такого, чего здесь нет. Ягоды бодрости… Мне Старик показывал, ещё там, в Саду, что куда упало, когда он первый раз сеял.
Сын поправил пояс штанов из кустарно выделанной овчины. На нём висел кисет с огнивом и трутом, ещё один – с солью, кремнёвый нож в кожаных ножнах. Мешок с припасами и бурдюк с водой надо было взять у матери.
Подошёл к матери сзади, обнял длинными сильными руками. Ощутил, даже сквозь штаны, мягкие полушария. А руками – другие, спереди. Она сразу высвободилась из объятий. Не первый раз. Обнимает так – значит, созрел для самостоятельной, семейной жизни. Пора парню проветриться. Она, да он, да папаша, да брат. И всё. На всю известную округу. Сестёр нет. То есть надо искать ещё кого-то. Она уже знала: Старик многое скрывает. Выставил их с Адамом сюда за то, что попробовали яблок. И за то, что без него сообразила: Адаму лучше ходить в штанах, а ей – в тунике. Почему не предположить, что где-нибудь, хоть бы и в Абиссинии, есть ещё такие, как они…
Помогла вскинуть на плечо связанные вместе бурдюк с водой и мешок с самым нужным – кроме провизии, запас верёвок, охотничьих дротиков, кремнёвый топор, скребок, костяное шило. Сын помахал свободной рукой – и в путь.
Путь был долог. Много раз вставало и садилось солнце. Каждый раз всё ниже и ниже. И погода делалась всё прохладнее. Это было хорошо. Летнее солнце может высушить любого зверя за три дня так, что ни шакалу, ни леопарду будет не по зубам. Человека тоже. А зимнее – нет. Путник прошёл пески, россыпи щебня, морской берег, предгорья, ничем не отличавшиеся от родных голых холмов с сохлой на корню мелкой травой. И вступил в горы, где росли другие, чем на родине, деревья, где рычали леопарды и визжали обезьяны. Он точно знал, что обезьяны – ведь отец и дал им это имя. И рассказал, как они выглядят.
Тем не менее фигура, сидевшая на берегу ручья и мездрившая шкуру скребком, не могла быть обезьяной. Хотя подходила под описание почти точно. Руки, ноги, голова как у него самого, но вся в чёрной шерсти. Отличий от отцова описания было два. Обезьяна не работает, как человек. И у неё есть хвост. А тут хвоста не было. И работала она не менее ловко, чем его собственная мать.
Он подошёл ближе и сказал: