Каждый час ранит, последний убивает - стр. 66
– Нет! – защищается Тама. – Я просто ей сказала, что она заставляет меня слишком много работать.
Изри закуривает.
– Ты меня за идиота держишь?
Тама открывает рот, но слов не находит.
– Она мне кое-что про тебя рассказала. Кое-что интересное…
Тама пытается собраться с мыслями:
– Что?
– Она мне сказала, что Сефана тебя выгнала, потому что ты плохо вела себя с ее мужем. Будто бы ты с ним заигрывала?
Тама смотрит на него и не понимает. Играют с кошками или собаками. При чем тут мужья?
– Что это значит?
Изри встает прямо перед ней, проводит рукой под юбкой. Тама сжимается.
– Заигрывать? Вот что значит, – выдыхает молодой человек ей на ухо.
Тама опускает глаза.
– Ведь ты еще совсем мала…
– Я ничего плохого не сделала. Это он, не я!
– Серьезно?.. А еще она сказала, что ты ее обозвала. Что назвала ее «старой шлюхой».
Сердце у Тамы сжимается.
– Неправда! – возмущается она.
– Что, моя мать – лгунья?
– Я ее не обзывала! – кричит Тама дрожащим от слез голосом.
Изри хватает ее за плечи, ей кажется, что ее взяли в тиски.
– Черт, ты меня разочаровала! – бросает молодой человек. – Очень разочаровала. Мать расстраиваешь, а ведь она могла и не помешать Сефане, и та выбросила бы тебя на улицу… Еще раз так сделаешь, будешь иметь дело со мной, это я тебе обещаю. Ясно?
Изри уходит около четырех, не попрощавшись. Я глажу вещи Межды, а она опять валяется на диване перед телевизором.
Мне грустно. И меня трясет от ярости.
Я больше не нравлюсь Изри. Он считает меня грязной, презирает меня. Поэтому мне еще тяжелее, чем обычно. Слезы капают на одежду Межды. Вот бы они были из кислоты и прожгли бы ей дырки.
Все это из-за нее. С самого начала – из-за нее. Это она приехала за мной, когда мне было восемь лет. Она забрала меня из семьи и привезла в эту проклятую страну. Далеко, так далеко от кладбища, где покоится моя мама.
Вдруг она меня зовет. Как будто собаку подзывает. Я вздыхаю, отставляю утюг и иду в гостиную.
– Да?
– Да, мадам! – раздраженно поправляет она.
– Да, мадам?
– Пить хочу.
Я возвращаюсь в кухню, наливаю в стакан питьевой воды и сразу приношу.
– Да не воды, дурочка! Кока-колы.
Я сжимаю зубы и ухожу в кухню. Заменяю воду на колу, плюю в стакан и перемешиваю. Потом приношу стакан и ставлю на журнальный столик.
– Что-нибудь еще, мадам? – спрашиваю я тоном, который мне кажется нейтральным.
Межда смотрит на меня, у нее злобный вид.
– Ты как со мной разговариваешь? – бросает она.
– А вы не рассказывайте Изри обо мне всякие гадости! – произношу я с некоторым апломбом. – Врать нехорошо. Особенно собственному сыну.
Она ошеломлена моей наглостью, и я ухожу. Мне стало легче, намного легче. Пусть даже я дорого заплачу за свои слова. Она, наверное, скоро придет и хлыст захватит. Но мне уже все равно.