Каждый час ранит, последний убивает - стр. 13
– Мне кажется, она голодна! – говорит он жене.
Пока Шарандон удерживает меня на месте, Сефана заставляет меня проглотить десяток столовых ложек фрикасе.
Я задыхаюсь. Плачу. Умираю.
Чтобы меня не стошнило, Шарандон закрывает мне рот своей грязной рукой.
– Все ясно, сучка? – изрыгает он. – Еще раз сделаешь, в огонь мордой ткну!
Он него несет вином, глаза налились кровью.
– Проси прощения! – добивает меня Сефана. – Сейчас же!
Шарандон убирает руку, я дрожу всем телом.
– Давай, проси прощения! – повторяет Сефана.
– Простите! Простите! Простите…
7
Мама садилась рядом со мной, брала меня за руку и просила закрыть глаза. И ее обволакивающий голос нежно баюкал меня, унося в страну сновидений.
Тогда меня еще не звали Тамой.
Я ничего не знала о жизни.
Тогда я засыпала с улыбкой.
Наверное, потому, что ничего не знала о жизни.
8
Вторая ночь около нее.
Около этой девушки, которая боролась за собственную жизнь. Иногда она на несколько секунд открывала глаза, и ее полный ужаса взгляд встречался с его взглядом. Потом ее веки опускались, и она снова погружалась в забытье.
Иногда вскрикивала. Иногда стонала. Иногда произносила несколько слов, которые было не разобрать.
Она бредила.
Габриэль мог часами оставаться в комнате и наблюдать за ней, но ничего не делал для того, чтобы ей помочь. Потому что не забывал, что эта девушка должна умереть.
Он, кстати, уже начал рыть ей могилу – чуть выше по склону, в лесу. Идеальное место на ближайшие века.
Он мог бы приблизить ее конец, задушить ее подушкой или сдавить тонкую шею.
Она была легкой добычей.
Но желания укоротить их встречу у него не было. И пока девушка сражалась со смертью, Габриэль пытался представить ад, через который она прошла, чтобы очутиться здесь. Он ничего о ней не знал. И в конце концов, это было, вероятно, и к лучшему.
9
Тама уже месяц оборачивает вокруг правой руки чистое полотенце и закрепляет английской булавкой. Ожог никак не заживает. Надо сказать, что ей не дают никаких лекарств. Никаких мазей.
Никакого облегчения.
Только немного холодной воды и старое полотенце.
Каждый вечер она снимает эту непритязательную повязку и осматривает обожженную до кости ладонь. Боль уже не такая сильная, как в начале, но она еще не прошла. Постоянная ноющая боль.
С того дня Тама держится подальше от греха. Она уже не осмеливается задавать какие-либо вопросы или снова испортить ужин. Девочке не хочется, чтобы ей изувечили и вторую руку.