Казанский альманах. Гранат - стр. 33

Хан остановился у узкого стрельчатого окна, глядел на город, и понимал, что не сможет долго выдержать в этом степном пристанище, утерявшем былое могущество и значимость караванного центра. Здесь когда-то проходил Великий Шёлковый путь, переполнялись людьми богатые караван-сараи, ревели верблюды, шумели базары. Карающий меч Тимура прервал реки торговых путей, превратил их в скудный ручей. Какой караван-баши теперь отважится пройти через Сарайчик? Лишь безумцы способны на это, но находятся и такие. Хан видел купцов в старом приюте для путешественников, где остановились и его верные крымцы. Этим утром, въезжая во дворец беклярибека, Сафа-Гирей наблюдал, как караван потянулся из распахнутых ворот. Печально звонили бубенцы на шеях невозмутимых верблюдов, а следом за ними летело воспоминанием бессмертное:

Как часто они читали газели Саади вместе с Сююмбикой. Чувственные строки витали в воздухе сада, и он шептал их меж поцелуями, между ласками рук, тянущихся друг к другу. Мужчина простонал, уткнулся лицом в стену, и холод отсыревшего камня привёл его в чувство. Не следует предаваться отчаянию, Юсуф не рад зятю, но он, Сафа, убедит старика в необходимости встречи. Уходят драгоценные дни, Гирей видел сам, как ногайцы, зимовавшие в окрестностях города, сворачивали свои кибитки. Скоро и беклярибек откочует на летние пастбища. Чего ждать ему – новой зимы? Хан решительно шагнул из покоев, отправился по переходам дворца, готовя себя к предстоящим унижениям. Воины скрестили перед ним алебарды, как только он достиг комнат беклярибека. Старший охраны вышел навстречу Сафа-Гирею, поклонился с холодностью и без должного почтения, но Гирей скрепил своё сердце, произнёс спокойно, не теряя достоинства:

– Передайте своему господину, что казанский хан просит встречи.

Лицо воина скривилось, но ослушаться он не посмел. Вышел на удивление быстро и сказал слова, обрадовшие Сафу:

– Беклярибек ожидает вас после обеда в Тронном зале.

В зал для торжественных приёмов хан вошёл стремительно. Стройный, подтянутый, с высоко вскинутой головой, он имел вид скорее победителя, чем побеждённого. Но приблизившись к трону, где восседал беклярибек Юсуф, Сафа-Гирей почтительно склонился:

– Я приветствую вас, могущественный повелитель Мангытского юрта, а вместе с вами и весь ваш славный род, рождающий великих и мудрых правителей! – и уже тише добавил: – Здравствуйте, отец.

Его последние слова заставили дрогнуть старого беклярибека. Сафа-Гирея Юсуф не видел давно, с тех пор, как изгнанный из Казани в первый раз знатный отпрыск рода Гиреев прибыл в Сарайчик с ногайской женой Фатимой. Тогда Юсуф не мог знать, что этому красивому молодому хану с уловками дикого зверя суждено стать его зятем. Спустя пять лет Сююмбика, овдовев, приняла предложение Сафа-Гирея, и крымец возвысил её до старшей ханум, лишив высокого поста мать его наследников Фатиму. Весть тогда обрадовала Юсуфа. Больше всего на свете он желал счастья своей Сююм, надеялся на уважение и почёт, какие следовало оказывать дочери ногайского беклярибека. То, что Сююмбика жила с ханом Джан-Али в унижениях, Юсуф знал от послов и из редких писем самой ханум. Среди строк этих писем он с болью в сердце читал страдания дочери. А этот крымец, с почтительным видом стоявший сейчас перед ним, дал его Сююмбике всё – и уважение, и любовь. Одного не мог простить Юсуф – безрассудства крымца. Безрассудство, с каким Сафа-Гирей ссорился с великим московским князем, с каким пренебрегал осторожными советами и предупреждениями. И вот результат! Он – хан без юрта, а их сын, сын Сююмбики и Сафа-Гирея, может никогда не наследовать земель отца. Юсуф крепко сжал кулаки, так что побелели костяшки суставов. Вот этого он не мог простить Сафа-Гирею – его отношения к Сююмбике после изгнания из Казани.