Казанский альманах. Гранат - стр. 19
– Слушайте, слушайте все!
– Собирайтесь на базарной площади!
– Идёт сам сеид!
– Всевышний будет говорить устами сеида!
Люди, послушные призывам дервишей, выходили из своих домов, устремлялись к базарной площади. Огромная толпа расступилась, пропуская служителей Аллаха. Сеид Беюрган взобрался на возвышение, воздел узловатые старческие руки к небесам:
– О правоверные! Тяжёлые времена пришли на нашу благословенную землю. Гяуры топчут наши поля, жгут дома и убивают правоверных. Но страшней гяуров появился враг у Казанской земли: крымский выродок коварной змеёй вполз в ханский дворец и управляет нами! О правоверные! Пусть ваши глаза увидят, а уши услышат! Он с нами одной веры, но он хуже гяура нечестивого. Крымец затягивает петлю на шее нашего народа и смеётся, глядя на его мучения. О правоверные! Не прощайте своих обид и оскорблений, не прощайте потоков крови благородных мужей, пролитых злодеем! Не прощайте слёз жён и детей мученически казнённых карачи!
Толпа кричала, потрясала кулаками, некоторые плакали. Над головами людей плетью взвился пронзительный крик:
– Веди нас, благочестивый сеид! Изгоним злодеев-крымцев с нашей земли! Долой хана Сафу!
– Лягыйн!!![8]
Вмиг всё переменилось. Со всех сторон нукеры мятежных беков несли охапками сабли и ятаганы, самые нетерпеливые вырывали крепкие колья из изгородей. По кривым улочкам с визгом пронеслись всадники. Все бросились к цитадели.
Повелитель, которому доложили о беспорядках в столице, не сидел сложа руки. Крымская гвардия, вооружённая до зубов, перекрыла ворота, ведущие на Ханский двор. Закрывать ворота крепости не было никакого смысла: дома и дворцы мятежных эмиров на Кремлёвском холме кишели казаками и повстанцами.
Сафа-Гирей в кольчуге и полном боевом вооружении вскочил на подведённого скакуна. Конь горячился, из его ноздрей струился пар, ложился серебристой изморозью на роскошную гриву. Оглан Кучук командовал крымской гвардией, по его приказу распахнули ворота. По снежному насту заскользил десяток крытых кожей кошёв с жёнами, детьми и наложницами хана. Обоз под охраной ногайцев Сююмбики-ханум спешил покинуть взбунтовавшийся город. В одном из возков откинулся кожаный полог, в проёме мелькнуло бледное лицо Сююмбики, старшая ханум с укором взглянула на высокородного супруга. У Сафа-Гирея неприятно заскребло на сердце: «А ведь она предупреждала, Сююм всё заранее предвидела…» Но разумные мысли залил ничем не сдерживаемый гнев: «Как они смеют?! Как посмели чёрное быдло и их трусливые вожаки, прячущиеся за спину простолюдинов, заставлять меня, потомка великого рода, во второй раз покинуть Казань? Никогда! Никогда я не оставлю этот город! Всех уничтожу, всё залью кровью непокорных! Здесь надолго запомнят руку настоящего хана!»