Размер шрифта
-
+

Казанский альманах 2019. Коралл - стр. 38

Живу я наугад,
и нет милее лета,
а млечный звездопад
всё льёт и льёт свой свет.
Уютно и легко
под этой звёздной крышей,
и некто правит всем
так ловко и светло.
Ему всё знать дано,
на то он и Всевышний…
А мне что в лоб,
что по лбу – всё одно.
И он приходит к нам,
как ходим мы в кино,
и я играю роль
старинную, былую,
шарманщик и певец,
бродячий музыкант,
я под шатром небес
о многом не взыскую,
я трагик по душе,
но шут в кругу повес.
Летают облака,
как бабочки в капусте, —
их доля нелегка,
и век их невелик,
но, возрождаясь вновь,
становятся искусством,
и красотой сквозь них
проступит Божий лик.

«Нужны литые тормоза…»

Нужны литые тормоза
и безотказные колодки,
чтоб не свихнуться от стиха
и не попасть в дурдом от водки.
Особенно когда один,
а поезд по уклону катит.
Вот тут и думай, и суди…
а под откосом тошно станет.

«Закат стоял иконостасом…»

Закат стоял иконостасом,
где отражался солнца лик,
и день молился перед Спасом,
что он уходит, как возник.
И вечер, вставший на колени,
свой звёздный принимал досуг
и, обнажая даль творенья,
взял свет луны из Божьих рук.

«Луна в пруду цветёт и тает…»

Луна в пруду цветёт и тает,
и лепестки бросает в рябь,
и так неспешно отцветает,
когда зари светлеет взгляд.
Какая дивная покорность
цвести, рождаясь, отцветать,
и встретив свет другой, спокойно
как дар неведомый принять.

Ахат Мушинский

Пока нас крылья держат и несут

послесловие

Как-то наводил я порядок в своих бумагах и обнаружил две подборки его стихов. Одна, отпечатанная на машинке, в папке с тесёмочками, другая – рукописная, в общей ученической тетрадке.

Почерк в тетради крупный, размашистый, почти без помарок, а над листами в папке потрудилась старенькая, известная мне испокон веку пишмашинка «Москва» со сбитыми литерами и пересохшей чернильной лентой. Блёклый текст читается с трудом, нередко буквы на бумаге продырявлены – так автор бил по клавишам, чтобы тиснением возместить отсутствие чернил на ленте. Некоторые строки перечёркнуты, поправлены летящей авторучкой. Правка неразборчива, требует расшифровки… На общей тетрадке – дарственная надпись; папка, более полная стихами, – без посвящения.

Стихи Юры Макарова я хорошо знаю. Печатал их в журнале «Идель» в 1989 году, при его жизни, затем – в «Казанском альманахе». А некоторые из них помнятся ещё свежеиспечёнными на, так сказать, поэтических посиделках у него в каморке вросшего в землю деревянного дома в Профессорском переулке Казани, которого давно уже нет.

Присылал он мне их, тогда литконсультанту Союза писателей Татарстана, и из ЛТП[7] города Бугульмы, где в советские времена мотал срок за «тунеядство» и дружбу с зелёным змием, и куда мы с моим другом, главным редактором «Бугульминской газеты» Владимиром Изергиным, заявлялись, чтобы облегчить ему жизнь, а затем – и вызволить.

Страница 38