Казанский альманах 2019. Коралл - стр. 21
А люди, целые поколения людей, угодив в жерло смерти, не превращаются ли они в подобные обгорелые головешки, не рассыпаются ли в прах! Сколько их полегло в землю Аръяка! Мужчин… Крепких, сильных алыпов! – Все канули в вечность. И поделать с этим ничего нельзя! Сколько пропало молодых, которые были надеждой и будущим сюннов! Да пребудут их души в раю! Только молю тебя, мой Тенгре, сделай так, чтобы они не вредили живым, хотели бы им только добра…
На разгулявшееся пламя тархан смотрел со страхом. Блики играли на его заросшем щетиной исхудалом лице. Но огонь не в силах был хоть сколько-нибудь утешить его душу с её глубоко затаённой болью. Напротив, чёрные тучи над ней лишь сгущались. И туч этих вполне хватило бы на то, чтобы залить всё это буйство огня. В глазах тархана словно оживали тысячи, десятки тысяч воинов, которые полегли далеко отсюда. Его преследовали их крики, плач, жалобы. Казалось, не языки пламени плясали перед ним, а призраки разъярённых, умоляющих, исступлённых, доведённых до отчаяния людей. Они будто требовали вернуть им бездарно загубленные жизни, угрожали, пытались дотянуться до тархана и испепелить его своими огненными руками.
Оказавшись под впечатлением огня в объятиях тревожных воспоминаний, тархан внезапно зарыдал. Проливая слёзы, он направил коня вниз по откосу. За ним последовали Котлуг-бек, Кара-Тире-би, Салчак и прочие приближённые. Все, как один, вторили тархану, надрываясь в плаче.
Тархан со своей свитой трижды – с запада на восток – объехал костёр и отправился прочь. После них к огню подходили другие мужчины. Они тоже испускали вопли, в кровь расцарапывали себе лицо и также трижды обходили холм. Каждый произносил имя убитого— родственника, знакомого, близкого – и бросал в костёр какое-нибудь подношение Матери-огню: ветку, палку или щепку. Брошеное в огонь становилось призраком погибшего. Ритуал этот полностью заменял обычное погребение покойного. Как невозможно возрождение погребённого, призрак сожжённого на костре так же не мог вернуться к жизни. Но хоронящий в огне должен быть уверен, что человека, о котором он думает, точно нет в живых. Ошибка могла навлечь беду и даже внезапную смерть.
Туман-тархан знал, что старший его сын, рождённый от старшей жены, в тот памятный день воевал под началом Кара-Тире-бия и дрался в переднем ряду. Знал также, что все почти джигиты тагин-углана погибли. Ему докладывали, что два-три человека, которым удалось укрыться от страшных чинских стрел, видели своими глазами, как сын его упал с лошади посреди всей этой кровавой кутерьмы, и были уверены, что остаться в живых он никак не мог. Услышав такое, тархан ощутил, как сердце его пронзила боль, ведь сына от старшей жены он всё же любил искренне, всей душой. С другой стороны, как ни странно, весть о гибели Албуги принесла облегчение. В сердце тархана давно сидела заноза, причинявшая боль. Точно так человеку становится легко, когда внезапно лопается мучивший его нарыв.