Казаки в Абиссинии - стр. 40
Между офицерами нашей миссии и французскими, едущими на Мадагаскар, начинается настоящая дружба. На палубе все перемешались, говорят друг другу самые отборные комплименты. Их удивляет, что все наши говорят по-французски. Вечером пьем шампанское за их здоровье, желаем взаимно счастливого пути.
На баке сцены происходят тоже самые мирные и дружественные. Депутация матросов и пассажиров является ко мне с просьбой разрешить угостить наших казаков, распить с ними бутылочку вина. С разрешения начальника миссии позволено устроить в каюте маленький праздник. Аюбовин готовит речь на французском языке. Надо полагать, что эта речь имела успех, потому что в десятом часу вечера буфетчик таинственно вызывает из-за стола кают-компании Г.Г.Ч-ва и просит его перевести на русский язык и написать французскими буквами ответный спич пассажиров 3-го класса. При этом выпито шесть бутылок коньяку и столько же вермута. Надо отдать справедливость казакам, они почти не пили ни того ни другого. Им не нравился аромат коньяка и мягкая крепость французского вина. Вообще насколько французы своей любезностью понравились нашим казакам, настолько кухня их пришлась не по вкусу их желудкам. «Кормят хорошо, дают много, а всё как-то не того, лучше бы меньше блюд было, да есть было что» – вот ответ на мой вопрос об обеде. Интересно взглянуть на дневники, описывающие их времяпрепровождение на французском пароходе.
«…В 9 часов утра нас пригласили к завтраку и, к удивленно нашему, – пишет артиллерист 6-й батареи Щедров, – нам подали устриц (мулек), недавно вынутых из воды, но не менее удивились и французы, когда обратно убрали целыми, мы их не только чтобы есть, но даже с отвращением на них смотрели. Могу сказать, что французы с нами обходились очень хорошо, мы с ними тоже. Они нам показывали свои танцы и вообще относились любезно, но одно мешало – то, что ни они, ни мы не могли объясняться на каком-либо из двух языков, но постепенно мы научали некоторые фразы, как то: поздороваться, пригласить к табаку, назвать некоторые предметы, за что они оставались довольны и часто пожимали нам руки, особенно когда скажешь: ”Ле франце э ле рус сон де комара”, то есть француз и русский товарищи…»
9 (21) ноября, воскресенье. Ночью прошли Баб-эль-Мандебский пролив. В темноте видны были огни маяков, расставленных в этом самом опасном месте Красного моря. Ночь была душная. Большинство спало в креслах на палубе. Сильный ветер развел толчею в проливе, и пароход покачивало. Утром мы входили в Таджурский залив. Море было синее, слегка взволнованное, местами с чуть зеленоватым отливом. На горизонте видна полоса песчаного берега, дальше громоздятся такие же пустынные, унылые, невысокие горы. Несколько отдельных вершин невысокими куполами вздымаются кверху, между ними лежит невысокий кряж.