Кавказская слава России. Черный гусар - стр. 40
Он вдруг подскочил к постели и схватил Мадатова за плечи. Дохнул суровой смесью водки и лука.
– Ему – можно. Запомни, прапорщик, таким, как он, – можно! Все и всегда! А нам с тобой – только иногда и отчасти…
Снова отошел к двери и прислонился плечом к косяку.
– Я тебе скажу, парень, в дела дворцовые и не пробуй соваться. Обещал нести государеву службу, так и тащи ее до самой до смерти. Дело наше ты любишь, а стало быть, и научишься. Кому же на самом верху сидеть, пускай о том генералы наши заботятся. А таким, как мы, и без того заботы хватает. У нас рекруты, увальни деревенские, ни шагать, ни смотреть никак не научатся. Наше дело с тобой, Мадатов, из походной колонны боевые шеренги строить. Сейчас пока тихо, друг мой, но через год, через два, большие дела начнутся. К этому нам и надо готовиться. Солдат учить, самим учиться. Чины хватать, но под картечью, не на паркете…
Подошел к столу, забрал шляпу, брошенную небрежно. Надел, надвинул на парик, поправил угол над бровью.
– Я в Зимний. Наш караул там стоит… А смотри-ка, из полка кто там ходил в Михайловский? Аргамаков, полковой адъютант, Марин-поручик… Нет, он по службе там обретался… Еще, может быть, двое, трое, в крайнем случае четверо… Так что пятна, может, и не останется. Но и славы не прибавится, это точно.
– А вы? – спросил Валериан. – Вы?
Бутков усмехнулся:
– Врать не буду. Участвовал. Только не напрямую. У меня свои счеты были с курносым. На разводе два года назад он меня древком задел. Эспантон вырвал, якобы я темп пропустил. Показал, как надобно делать, да отдавая двинул древком. Нарочно, по голени. Офицера и дворянина!.. Как же мне быть прикажешь? В отставку подать – другого дела не знаю и не хочу. На поединок императора вызвать? Проще самому в крепость прийти и в каземат попроситься. Так вот сочлись.
Бутков умолк. Вспомнил подробности ночного дела, о которых он, конечно же, был наслышан, и сжал челюсти. Мадатов тоже молчал.
– Но я от них все же отстал, – заговорил снова штабс-капитан. – Нельзя на такое пьяным ходить. Сказал, что за людьми пригляжу, чтобы штыки не в ту сторону не повернули. Так что я и за тобой посмотрю. Ты человек горячий, ты можешь сегодня даже очень просто попасться. Так что, прошу тебя, оставайся пока у меня. Даже нет, не прошу, а приказываю. Приказываю вам, прапорщик Мадатов, – считать себя под арестом. Наказание сие отбывать в апартаментах штабс-капитана Буткова, коему всю грядущую ночь быть в карауле при его… при их… в общем, при всех, а главное – при дворе. Не шучу я, Мадатов. Из этой комнаты только до ретирадного места и сразу назад. Это приказ! – Уже толкнув створку двери, вдруг обернулся. – Шел сейчас по городу – кареты скачут. Богатые и знатные радуются, как этот граф. Дворец стоит темный, холодный. Как сейчас там государь новый с женой, братьями, матерью. Уж даже не знаю. Не хотелось бы видеть, да придется идти, смотреть, слушать. Но народ петербургский живет как ни в чем не бывало. Может быть, половина и слышала, что император сейчас другой. Существуют люди, пекут, варят, торгуют, любятся, будто бы ничего не случилось. Так что же нам-то с тобой горевать да печалиться?! Прощай, Мадатов. Утром увидимся…