Кавказская слава России. Черный гусар - стр. 34
Императрица вдруг зашаталась и оперлась на руку второй дамы. Молодые засуетились и закричали. Из покоев выскочила еще одна девушка со стаканом воды. Пожилая приняла его и потянулась к губам императрицы.
Валериан перехватил руку.
– Сама!
Фон Ливен вздрогнула. Чернявый, носатый офицер-преображенец был немногословен, мрачен и груб. Хватка у него была словно железная.
– Что он хочет? – крикнула Мария Федоровна.
Статс-дама пыталась скрыть бешенство изо всех сил. Она понимала, что в такую ночь никак нельзя требовать соблюдения этикета. Россией опять правила гвардия. Одно лишнее слово, неверно понятое, неправильное истолкованное, и могло вызвать те великие несчастия, от которых предостерегал Пален.
– Вы не понимаете, друг мой, – проговорила графиня по-французски. – Это вода для Ее Величества…
Валериан опять не понял, и журчание чужой речи его раздражило. Талызин приказал ему охранять, и он выполнял простое и точное поручение.
– Сначала – сама! – повторил он громко и внятно.
Фон Ливен наконец поняла существо дела, но удержалась от смеха и даже не улыбнулась.
– Ах, Ваше Величество! Он думает, что я собираюсь вас отравить. Смотрите, у вас еще остались верные слуги.
Она спокойно отпила треть стакана и показала дотошному офицеру.
– Видите? Это всего лишь чистая холодная жидкость…
Валериан кивнул головой, отступил, но пристально наблюдал, как императрица пьет воду глоток за глотком, тяжело двигая кадыком под складками морщинистой кожи…
В огромной зале было многолюдно, шумно и дымно. Гремели голоса, шаркали подошвы, стучали каблуки, трещали и чадили факелы, укрепленные в сырых стенах.
Слух о кончине государя уже разлетелся по городу, и люди близкие Павлу съезжались на панихиду. Пажи, камер-юнкера, камергеры, священники осторожно входили и проскальзывали по коридорам, опасаясь одновременно и остаться, и уехать, и желая проститься с императором, и боясь, что их заметят и сочтут сопричастными.
Зато участники полуночного рейда говорили, кричали за всех. Яшвиль, Скарятин, Татаринов, Бибиков, Мансуров и прочие, прочие, все, кого привел в спальню Павла Петровича генерал Бенингсен. Они были возбуждены и выпитым вином, и содеянным делом, видели по колено себе рвы замка, Фонтанку, Неву и все Балтийское море.
В самом центре зала, упрямо расставив большие ноги, стоял Николай Зубов. Брат последнего фаворита Екатерины, брат знаменитого генерала. Платон и Валериан тоже тянули заговор. Но Николай в тройке родственников был коренным.
За полтора года до приступа к Михайловскому он ездил с тайным разговором к тестю. Жена Зубова Наталья Александровна была урожденная Суворова, «суворочка», дочь фельдмаршала, генералиссимуса, графа, светлейшего князя. Петербургские заговорщики предполагали, что опальному полководцу стоит только промолвить, и вся русская армия послушно двинется на столицу. В том же, что он захочет нужное слово сказать, конспираторы не сомневались. Знали, как крепко обижен Суворов на императора, что так резко и грубо отставил его от любимого дела.