Кавказ. Выпуск XIII. В плену у горцев - стр. 63
К тому, что написал выше, добавлю, что туземные лекари помогали Загорскому, где и как искать необходимые травы, а поляк, в свою очередь, передавал им опыт медика, окончившего специальное учебное заведение».
Тысяча восемьсот сорок второго года, на рассвете 22 марта, родные братья: владетель Кюринского ханства штабс-капитан Гарун-бек и назначенный нашим правительством помощником к правительнице Казикумухского ханства поручик Махмуд-бек изменнически открыли ворота Кумухского замка, защищаемого подполковником Снаксаревым, и предали гарнизон в руки Шамиля. Хлынула толпа мюридов и обезоружила нас. Подполковника Снаксарева и подпоручиков князя Орбелиани и Ананова потребовали к имаму, а нам велели готовиться к выступлению. Через полчаса всех нас: одного донского и пятерых линейных казаков, меня, волонтера Ивана Габаева и двух денщиков – под сильным конвоем, с пением «Ля-илляхи-иль-Алла», вывели из замка. Сопровождаемые криком и угрозами разъяренных врагов, мы проходили среди пылавших жилищ кумухцев, приверженных к России, в назначенное для нас помещение. Кроме нас, в числе пленных были еще 45 человек – 25 ахтынцев и 20 нукеров генерал-майора Ахмет-хана; для них было предназначено особое помещение. Во время нашего следования какому-то мюриду понравилась лошадь подполковника Снаксарева, и он, пользуясь правом победителя, хотел ее отнять у денщика, но начальник нашего конвоя, Юнус, один из наперсников Шамиля, увидев это самоуправство, кинулся на него с обнаженной шашкой. Мюрид выхватил винтовку, прицелился и хотел выстрелить, но не успел: другие мюриды мгновенно опрокинули его на землю и изрубили в куски.
Целый день место нашего заключения было осаждаемо любопытной толпой, которая бранила нас и издевалась над нами. Под конец это надоело даже и надсмотрщику нашему, Ягье-Гаджи. Употребив бесполезно все меры увещания о том, чтобы толпа разошлась и оставила нас в покое, он, в заключение, вышел из терпения и выстрелил в зевак. Толпа мгновенно рассеялась. Вечером нас перевели в тот дом, где находился Шамиль. Здесь мы увидели, как братья-изменники и многие жители ханства, надев на головы белые чалмы – символ последователей духовной секты, главой которой был Шамиль, – являлись к имаму с изъявлением своей покорности; в числе их находился и Мамед, кади сугратльский, сбросивший теперь с себя личину приверженности к России, которой до сих пор прикрывал дружеские свои сношения с Шамилем. На другой день утром Шамиль, выйдя на балкон в небрежно накинутом на плечи полушубке, приказал позвать к себе офицеров и с презрительной улыбкой объявил им, что, до тех пор пока сын его, взятый в Ахульго, не будет ему возвращен, им нечего и думать о свободе. Напрасно подполковник Снаксарев старался вразумить его, что удовлетворение этого требования нисколько от нас не зависит, что правительству нашему потеря немногих воинов не так чувствительна, чтобы оно решилось их выручить под условием, им объявленным, и т. д. Шамиль заявил, что требование его неизменное, и удалился.