Катись, бывший! - стр. 15

Представляю, сколько ему валяться у жены в ногах и вымаливать извинения. Но не испытываю ни капли сочувствия.

Ведешь себя, как мудак? Получай.

Для построения крепких отношений неплохо бы сначала самооценку из задницы вытащить. Научиться доверять близкому человеку, найти точки соприкосновения, поглубже закопать идиотские загоны и почаще разговаривать.

За собственными рассуждениями не замечаю, как становится жарко.

Теплые ладони теперь прожигают кожу на шее. Намертво фиксируют голову, которую нельзя ни повернуть, ни дернуть ею. А Лазарев оказывается слишком близко. Настолько, что кончики наших носов соприкасаются.

Дыхание оседает на коже мятным облаком. Вокруг витает аромат гребаного грейпфрута, отчего грудь начинает знакомо ныть. Лифчик моментально становится тесным, соски трутся о жесткое кружево.

Лазарев скользит одной рукой щеку, затем очерчивает пальцем линию и касается приоткрытого рта. Надо бы воспротивиться, но я — желейный мишка. Плавлюсь под воздействием высоких температур и превращаюсь в послушную тянучку.

«Когда он поднялся? Почему я не заметила?» — в голове крутятся тысячи вопросов, а вслух выдаю с жалким писком:

— Ты что вытворяешь?

— Во всем виновата твоя ебаная вишня, воробушек. Я, блядь, хочу тебя сожрать, — выдыхает в губы и накрывает их бесстыдным ртом.

8. Глава 8. Женя

Вишня повсюду.

В голове, на коже и под ногтями. Скребет под веками, болезненно долбит разрядами по напряженному члену. Отравляет кровь, обращает ее в поток плавленого металла, разъедает мышцы и сухожилия.

Куй, пока горячо.

Последние двадцать минут ничего не слышу. Только ебучее бурление в висках. В ушах на повторе знакомый плейлист из стонов в Анином исполнении. Он звучит из прошлого чертовски громко. Кажется, будто прошло не пять лет, а всего пять минут.

Скольжу по шелковистой коже. Ее полные губы замирают. Скоро я научусь по ним читать. Вариантов не останется, потому что превратился в инвалида рядом с Аней. Глохну, как старая развалюха на дороге.

Жду, когда она оттолкнет меня. Но ничего не происходит.

Натыкаюсь взглядом на подернутые дымкой желания медовые радужки. Усмехаюсь. Даже они отдают опьяняющей вишней. Замечаю короткие вспышки гнева, но они быстро тонут в глубинах расширяющихся зрачков.

Сука...

Как можно быть одновременно такой недоступной и послушной?

«Аня — запретная территория!» — бьется в истерике разум под коркой.

Верю ему. Безоговорочно.

Она округляет рот и протяжно вздыхает от короткого прикосновения упругой груди. Кто придумал лифчики? В голове белый шум, перед глазами пелена.

Пробую налитую губу на ощупь. Лишь бы убедиться, что нельзя. Совсем. Ни капельки. А потом Аня открывает рот, и меня выносит на встречную полосу. Говорит что-то, цепляет пальцы, но я ничего не слышу.