Катерина - стр. 24

. Купил дом в Аспене, еще один – в Палм-Бич и квартиру в Нью-Йорке. Играл в гольф, катался на лыжах, удил рыбу нахлыстом и ходил под парусом. Покупал редкие вина и еще более редкие произведения искусства, водил быстрые автомобили, смаковал деликатесы. Вступал в клубы. Летал частными самолетами. Ложился на рассвете и спал до вечера. И в отличие от других обладателей бабла, не был ни говнюком, ни пижоном. Он делился всем, что у него было. Хотел, чтобы все, кого он знал и любил, наслаждались благами жизни вместе с ним. Он никого не старался впечатлить, не похвалялся богатством, ничего не доказывал и не самоутверждался, просто это доставляло ему истинную радость и неподдельное удовольствие, и он распространял эти радость и удовольствие везде, где только появлялся.

Тем вечером мы поужинали, крепко обнялись, обменялись контактами и стали держать связь. Он никогда не был моим близким другом или хотя бы одним из ближайших друзей, мы виделись всего раз или два в год, когда случайно оказывались в одном и том же месте, но я его любил. Он был добрым, щедрым, прикольным и клевым. Человеком, которого я знал почти всю жизнь, даже когда его в ней не было. Не важно, сколько времени проходило – четыре месяца, полгода или год, – всякий раз, когда мы встречались, нам казалось, что расстались только вчера. Мы смеялись, вспоминали, какую фигню вытворяли в детстве, рассказывали друг другу, что нового происходит в жизни. Он дразнил меня за хаки и белые футболки, из которых я не вылезал с подростковых лет, и предлагал сводить меня по магазинам, а я потешался над его роскошной обувью и рубашками и нагрудными платками и часами, с которыми он не расставался, и предлагал поискать ближайший мусорный бак, чтобы он наконец избавился от этого барахла. Он познакомился с моей женой и детьми, привез им подарков и обаял их. Когда начали выходить мои книги, он всегда первым покупал их, читал, присылал отзывы, а если с книгами возникали траблы, всегда звонил первым, чтобы поддержать. Когда появились социальные сети, мы зафрендили друг друга и таким образом оставались на связи, я следил за его авантюрами, и они всегда вызывали у меня улыбку. Он взлетел, сукин сын. Да еще как. Более счастливого человека я не знал, и был счастлив за него, и гордился им, и думал, как мне повезло быть его другом.

Звонок застал меня в офисе. От нашего общего друга. Я ответил, сказал «алло», он сообщил, что Мэтти умер, упал во время пешего похода в Аспене, сердце не выдержало. Мир перестал вращаться – по крайней мере, мой. Я не дышал, сердце казалось громоздким и тяжелым и словно готовым вывалиться из моей груди, пусто было в животе и на душе. Я прикусил губу и помотал головой. Друг спросил, слышал ли я, что он сказал, и я ответил «да». Мы оба умолкли, я смотрел в пустую белую стену передо мной, стараясь осмыслить, понять, поверить в то, что мне только что сообщили. Осмысливать, понимать и верить мне не хотелось, я жалел, что ответил на звонок, жалел, что нельзя отмотать обратно последние две минуты и больше не нажимать воспроизведение. Я спросил, как это случилось, как так вышло на хуй, он ответил, что Мэтти ушел в поход в одиночку, позднее собирался пообедать с другом, но так и не объявился, и не отвечал на сообщения и звонки, тот друг заподозрил неладное, отправился на поиски по его излюбленному маршруту, который знал, и нашел его на тропе мертвым. Рядом валялся его телефон с двадцатью двумя пропущенными звонками. Бутылка с водой откатилась на фут от вытянутой руки. Я смотрел в стену, мечтал перемотать обратно время и не ответить на звонок. Больше я не хотел говорить, поэтому поблагодарил нашего общего друга, попросил прислать сообщение, когда станет известно насчет похорон, и отключился.