Картофельная яблоня (сборник) - стр. 1

С детства робела перед закрытыми дверями. Любыми. Трепет был иррациональным, увещеваниям и аутотренингу не поддавался. Просто казалось, открою, а там…

Однажды так и случилось. Отворила входную дверь и жизнь оборвалась. Точнее, оборвалась прежняя, где всё просчитано и логично. Новая жизнь смотрела раскосыми азиатскими глазами, переминалась с ноги на ногу и бубнила что-то про «познакомиться». Яшар был таким – въехав в девятиэтажку, считал своим долгом представиться всем соседям. Странный. Ко мне его визит затянулся.

Мы отмечали деревянную свадьбу. Я вручила ему расписанную хохломскими завитушками ложку. Ответного презента не получила и дулась. Похоже, Яшар этого не замечал. Он разливал по пиалам зелёный чай и разглагольствовал о каких-то пустяках.

– Всё у тебя не как у людей! – наконец, вскипела я. – Далась тебе эта крыша! Пошли бы в ресторан, посидели.

Яшар улыбнулся.

– Это не крыша, – он похлопал ладонью по ковру, который приволок сюда через чердачное окно. – Это небесный достархан.

– Не иначе, – буркнула я, ёжась от назойливого воя автосигнализации. – А там верблюд орёт?

– Ишак, – уточнил супруг, протягивая пиалу.

Отхлебнув пахнущий мёдом напиток, я пригрозила:

– Вот простыну в твоей тысяче и одной ночи. Октябрь на дворе!

Яшар встал, прошёлся. Остановился неподалёку, глядя в распахнутое навстречу индиговой бесконечности небо.

– Сейчас май, – не оборачиваясь, сказал он. – Неужели не слышишь?

Прозвучало это так веско, что на миг я прислушалась. Из желтевшей фонарями ночи долетал монотонный гуд машин. Где-то в смертельной схватке сцепились два голоса, мужской и женский – семейные разборки. Истерично рыдала сирена. Привычные звуки, которые перестаёшь замечать, живя в бурлящем мегаполисе. Вдруг сквозь белый шум бессонного города пробилось едва слышное иа-иа. Я потрясла головой. Яшар, конечно, непостижим, но получить на годовщину осла…

– Что… это?

– А! Я знал, что услышишь! – Чёрный миндаль глаз радостно сверкнул.

– Ты собой, вижу, доволен, – я закусила губу. – Куда мы его денем? Держать на балконе, выгуливать в наморднике?!

– Кого? – Яшар растерялся.

– Осла! Ты б ещё гюрзу притащил!

Неожиданно мой оригинал расхохотался и, усевшись рядом, обнял меня за плечи.

– А я так старался! Столько всего намалевал! Цикад разве не слышишь? А ручей?

Я вслушалась. Из неуловимых эфиров неслось кудахтанье.

– Куры, – констатировала я, чувствуя, что схожу с ума.

Яшар вздохнул.

– Ясно, даже тут слушаешь только то, что сгодится в хозяйстве. Боишься открыть дверь.

– Какую дверь?

– Какая отделяет рацио от… – он запнулся – от жизни. Иногда дверь, которую мы боимся открыть, это дверь нашей собственной тюрьмы.

Медитации, философия – без меня! Это к Яшару. Он инструктор по восточным боевым техникам, они без этого, как без рук. Мой же мир давно сложился и объяснялся законами физики, химии и физиологии. Заумь Яшара, признаться, пугала – точно с обрыва в пропасть смотришь. И так же, как пропасть, тянула и тревожила… Срочно сменить тему.

– Умствования в подарок, гм. Я-то рассчитывала…

– К тому и веду, – перебил Яшар. – Подарок здесь, но ты упорно не желаешь его видеть. Упростим задачу. – Я с готовностью зажмурилась. Ни хруста фольги, ни шелеста бумаги, в какую пеленают букеты. Только прелый осенний воздух начал наливаться пьянящей свежестью. Духи? Банально. Я разочарованно открыла глаза и… оцепенела. Октябрьское небо, растворённые в темноте хмурые крыши. На одной из них яблоня, окутанная пенной дымкой цветов. Кружево из лепестков и соцветий. – Нравится?

– Очень!

– Она здесь с вечера. Просто не укладывается в привычную схему, поэтому ты её не замечала.

– Почему же сейчас вижу? – Снова казалось – я смотрю с обрыва в бесконечную бездну.

– Мои предки были рисовальщиками миражей. Воспользовался их методикой. Миражи видят все. Но ты-то способна не просто увидеть, ты могла прочувствовать иллюзию в полной мере: видеть, слышать, осязать… – Он осмотрелся и досадливо прищёлкнул языком. – А какие тут чинары! Эх!