Картофельная яблоня (сборник) - стр. 3
Сначала эти походы казались мне утомительными и бессмысленными. Сколько ни пыталась, деревья и травы молчали. Небо безмолвствовало. Солнце оставалось источником ультрафиолета. Мы часами сидели у ничем не примечательного валуна, не проронив ни слова. Когда вставали, Яшар светился, как ёлочная гирлянда (болтливый попался камень); я же лишь уныло расчёсывала комариные укусы.
– Научи лечить, – ныла я – а иллюзии твои мне ни к чему!
Яшар разводил руками.
– Всё равно к ним придёшь. Пророчество – иллюзия будущего. Врачевание – изгнание иллюзии, что человеческое тело несовершенно. Наше дело – работа с иллюзиями, а сила в том, что мы способны иллюзию создать или развеять.
И я покорно бродила по полям и лесам, медитировала у воды и огня, обнималась с деревьями, пыталась разговорить камни.
Что-то стало получаться. Пока мои яблони напоминали растрёпанные мётлы, а снег сыпался вперемешку с солью, но кривоватые чудеса начались.
Первое полноценное чудо помню до мелочей.
В то утро у двери кабинета я не обнаружила своего верного рыцаря, деда Аркашу. В пансионате (так деликатно величают теперь дома престарелых), где я работала геронтологом, он был старожилом. Когда я, врач-ординатор, здесь только появилась, дедок взял надо мной шефство. Семенил рядом, знакомил с обитателями, рекомендовал, как «всамделишную докторшу». Каждое утро дед Аркаша норовил под благовидным предлогом пробраться в кабинет, чтобы излить на мою голову ушат местных новостей. Старики подтрунивали: «Опять на рандеву попёрся. Нашкандыбает тебе Яшарка! На дуель вызовет!». За всё время деда Аркашу на посту я не застала дважды: три года назад – криз; и второй – визит внучки, не упомню уж когда.
Обеспокоенная, я пошла в комнату, где жил «рыцарь».
– Собирается, – тихо сообщил сосед.
Аркадий Матвеевич лежал на спине, уставив острый нос в потолок. Я тронула сухонькое запястье старика. Тахикардия, наполнение слабое.
– Чего придумали? – ободряюще ворчала я. – Новый год скоро, вся программа на вас, а вы…
Дед Аркаша повернул в мою сторону голову. Склеры красные, слезотечение – конъюнктивит? Вряд ли…
– Помру я, Алёнушка, – сказал негромко, как о чём-то решённом. – Хватит уж.
– Что за идеи! – Сердце ёкнуло. Я уже безошибочно узнавала эту смиренную уверенность. Так говорят те, кто устал и просто уходит.
– Хорошо пожил. Жаль, до осени не дотянул. По осени пшеница… куды там твоим колечкам-сережкам, переливается. Да что ты знать можешь, городская! – он фыркнул. – Видала хоть раз поле-то?
– Видела, Аркадий Матвеевич. Прабабка в деревне жила.