Карта Талсы - стр. 28
Рассматривая альбомы по искусству, Эдриен останавливалась на целых пять минут над каждой картиной и в полном молчании буквально водила по ней носом. Я так долго на одно и то же смотреть не мог.
– Ты насчет Шардена не прав, – однажды сказала она. – Он очень выдержанный. Идеальные цвета.
– Да этот стул такого же цвета, как кусок мяса.
Может быть, Эдриен просто притворялась, стремясь доказать, что после колледжа ты не обязательно будешь разбираться в изобразительном искусстве. Она понимала, что может пострадать из-за отсутствия образования – если она ничего не добьется в жизни, люди будут ссылаться на это. Ее тетя уж точно. Может быть, и я со своей альма-матер стоял на той же ступени, что и она, и Эдриен хотела меня обуздать. Но когда она рассматривала картины, взгляд у нее был честный. И казалось, что ее личный интерес ко мне тоже неподделен. Иначе я бы перестал этим заниматься. Хотя на той неделе Эдриен ни разу напрямую не спросила моего мнения о ее картинах. Когда я делал комплименты, она не прислушивалась. И мы друг друга не трогали, не целовались.
– Что у Чейза есть такого, чего нет у меня? – спросил я однажды.
– Джим, ты счастлив.
– Что?
– Это странно. Ты единственный счастливый человек из всех, кто мне нравился.
Когда мы приходили в студию, я сразу же на некоторое время засыпал: я не привык вставать так рано. Я опускался постепенно, напрягая мышцы пресса; и всегда старался положить голову так, чтобы Эдриен могло захотеться подойти ко мне и посмотреть, изучить мою голову, шею, ухо или руку. Я уважал ее строгость и понимал, что студия для нее место священное, но думал, что она нарушит собственные правила, когда развитие событий достигнет кульминационной точки. Но этого не произошло.
Она сидела перед мольбертом, а я – со своим блокнотом. Когда очередная строка не шла в голову, я мог обернуться и посмотреть на нее, как она рисует. Обычно Эдриен работала в спецовке. Она могла минут пять неподвижно стоять перед мольбертом, а я наблюдал. При желании Эдриен иногда внезапно что-то говорила, но в целом разговор должен был быть взвешенным, и прервать его она могла в любой момент. Она снова поднимала кисть, и я замолкал.
Родители не знали, почему я так рано вставал. Завтрак я съедал быстро и молча, обдумывая, что буду рассказывать о намеченном художнике. В целом мне это доставляло удовольствие. Я столько лет изучал центр города, вся моя перспектива ушла в него. А Эдриен вывернула для меня город наизнанку: для утренних прогулок она выбирала самые застроенные улицы – на какое-то время мы как бы погружались в городской каньон; стоило нам пойти в другую сторону, и горизонт бы расчистился, небоскребы сменились бы вялыми стоянками и торговыми центрами в стиле даунтемпо. Но на тех улицах я мог воображать, что родился в городе покрупнее. Мне нравилось рассуждать об этом, как и о другой жизни, судьбе. Меня прельщала точка зрения, что родиться в городе типа Талсы – это крайне необычно.