Карта императрицы - стр. 16
– Пришла я, значит, пан Вирхов, со службы, а я, хоть и католичка, но и православную веру уважаю – Христос-то один. А моя квартира находится на первом этаже, вы знаете, и хотя швейцара у нас нет, а дворник, с моего разрешения, разговлялся со всем своим семейством, дом был под моим присмотром. И я слышу, когда дверь хлопает, да и в окошко поглядываю. Тихо все было. Ну, выпила я рюмочку-другую, закусила, чем Бог послал, и стало мне скучно, и прислугу-то я на службу отпустила, одна в квартире. Дай, думаю, зайду к Аглаше, девушка она одинокая, смирная, работящая… Стучала в дверь, стучала, ответа нет. Смотрю, а дверь-то не заперта. Вздремнула, думаю, Аглаша, утомилась, решила зайти к ней. А как вошла, едва чувств не лишилась. Лежит, бедняжка, на полу, рученьки раскинула… В доме порядок, чистота, видно, что к празднику готовилась: все-то ее вышивки убраны, кулич и яйца, что накануне святила, на столе стоят… А полог у кровати откинут, а сама лежит, и вокруг головы ее красное, вроде как шаль ее новая, да только цветов не видно, и больно темная стала… Не сразу я и сообразила, что шаль-то вся кровью пропитана, уж и на половик затекла… А в луже и кость баранья валяется… Полированная, вершка три, наверное, будет, с виду на сечку похожа… Тут-то я и бросилась к Федору, к дворнику: послала его за околоточным, а сама сижу у дверей своей квартиры и дрожу как осиновый лист – не ждет ли и меня смерть лютая?
– Но из дома никто не выходил? Вы это точно помните? – прервал ее Вирхов.
– Как есть никто, драгоценный пан, ни одна душа живая не выскользнула. Жильцы мои порядочные, богомольные. Все отправились службу до утра стоять пасхальную… Только господин Закряжный с гостями изволил явиться…
Даже откровенный испуг не мог стереть яркие краски с ее лица, на котором особо выделялись полные вишневые губы.
– Наши люди проверят все ходы и выходы, – безнадежно вздохнул следователь. – А есть ли в доме чердак? Заперт ли он?
– Чердак заперт, – ответила черноглазая домовладелица, – и ключ хранится у меня. Никого туда не пускаю. Оконце чердачное разбито, да все недосуг вставить.
– Проверим и чердак, – заявил следователь и продолжил дознание: – А почему вы, госпожа Бендерецкая, утверждаете, что убийца – именно Роман Закряжный? – Он бросил жесткий взгляд на окаменевшего художника. Тот стоял у портрета Петра Великого, рядом возвышалась тучная фигура околоточного.
– Да кость-то баранья – его! – воскликнула домовладелица. – Я ее у него на кухне видела, еще подивилась – зачем она?… Да и господин Закряжный не отрицает, что кость его.