Карфаген должен быть разрушен - стр. 16
«Что ж, – подумал он, утешая себя, – работа не хуже других. Благодаря ей я нахожусь в Риме, а не в италийской глуши».
Полибий оглядел полутемную узкую каморку с окном, похожим на щель.
«Пещера Циклопа!» – с грустью подумал он.
Полибий расчистил на полу место и сел, подогнув под себя ноги. Это была поза индийского мудреца, и друзья удивлялись, что Полибию ничего не стоило просидеть в такой позе сколько угодно.
Дверь приоткрылась, в проеме показался поднос с едой, а затем Исомах.
– Не рано ли? – спросил он. – Господа в других домах еще дрыхнут, пока не испекут хлеб.
– Ты хочешь сказать, что здесь хлеб пекут дома, как в деревне?
– Именно так! Здесь на весь город одна пекарня.
Полибий взял ломоть хлеба и откусил. Вспомнилась поговорка: «Горек хлеб чужбины!» Нет, хлеб был душист и солон в меру. И петухи поют здесь, как в Мегалополе. Слышится эллинская речь. Но все здесь чужое и странное.
– Как пройти в палестру? – спросил Полибий, вставая.
Исомах усмехнулся.
– Да здесь и слова этого не поймут! Нет в Риме палестр, как нет и атлетов. Здесь стыдятся обнаженного тела. В баню, здесь ее называют термами, отец с сыном или с зятем вместе не пойдут. На Форуме статуй понаставили – не пройдешь, и все в одеяниях. Палестру здесь заменяет цирк, атлетов – гладиаторы.
– Покажи мне Рим, – сказал Полибий после паузы. – Покажи мне этот город, который считают пупом ойкумены[22].
В Антиохии
Широкая, всегда шумная улица вела к Оронту. Разделившись на два рукава, река обняла кусок суши с царским дворцом. Сюда сходились все нити управления державой, протянувшейся на восток до парфянских степей, на север – до киликийских гор, на юг – до Аравийской пустыни. Отсюда гонцы доставляли приказы сатрапам и правителям городов. Сюда свозили золото, серебро, жемчуг, драгоценные камни, – все, чем уже полтора века народы Азии расплачивались за то, что некогда оказались неспособны противостоять стремительному Александру.
Когда он, будучи совсем еще юным, скончался в Вавилоне, на этом острове, омываемом Оронтом, паслись козы. При полководце Александре Селевке Победителе, унаследовавшем Азию, с острова прогнали коз и воздвигли крепость. При сыне Селевка, Антиохе, построили и дворец, соорудили взамен деревянного четыре каменных моста, связавшие дворец с пустошью на левом берегу Оронта. Тогда же поднялись мощные стены, опоясавшие пустошь, и первые дома обозначали направление четырех главных улиц, ведущих к четырем городским воротам.
Не прошло и полувека, как Антиохия на Оронте стала тем же, чем во времена ассирийцев была Ниневия, при халдейских царях – Вавилон, при персидских – Персеполь. А обладатель Острова стал в этой стране низких поклонов живым богом, повелителем всего, что в ней есть и было. Перед ним склонились бесчисленные народы. Ему принадлежали виноградники, холмы с пасущимися на них стадами, караванные дороги с бредущими по ним навьюченными мулами и верблюдами, пристани и верфи во вновь построенных приморских городах. Даже над прошлым он был властен. Недаром верховный жрец бога Ваала