Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне (сборник) - стр. 45

Он годился Розмари в отцы – духовно. Помог ей, был добр, защищал, и она его за это любила. Теперь Гибсона страшило другое: что, если она сохранит уговор до дней его дряхлости и не признается даже себе, что ждет не дождется, когда он умрет. Розмари такое под силу. Она же жила восемь лет со старым профессором.

Она не захочет причинить ему обиду. Тогда в больнице Розмари казалась обезумевшей от горя из-за такой пустячной вещи, как его переломанные кости, и во всем винила себя.

Розмари не станет обижать Гибсона и не нарушит своих обязательств. Завянет в собственной верности и будет продолжать обманываться. Не исключено, что сама не понимает (или не позволяет себе понять), почему с такой готовностью оказалась в объятиях Таунсенда.

Чем больше он думал о Поле и его достоинствах, тем больше убеждался, что сестра права. Розмари влюбилась или готова влюбиться в него – человека, не подходящего на роль отца, но принадлежащего к ее поколению: мужественного, обаятельного, хорошего и доброго. Она не в силах устоять.

Гибсон понимал, что Розмари лучше не знать о его глупостях, ведь что толку, если она будет в курсе? Жалость – то, что меньше всего требуется Гибсону. Она ему нисколько не нужна. Он запретил себе любить и изгнал это чувство навечно из сердца. Больше о ней не вспомнит.

Он сознательно углубился в себя, много читал и писал. Старался не замечать, это помогало сохранять равновесие, где Розмари и что она делает. Если ощущал депрессию, говорил себе, что в ней нет ничьей вины, кроме его собственной, и уныние проходило.

Однажды ему попалась строфа Катулла:

Гибсон закрыл книгу. Катулл был тоже глупцом – вот единственный вывод из его слов. И плаксой. Гибсон решил, что не будет таким. И больше не читал стихов.

Его депрессия не исчезла. Наоборот, стала еще мучительнее. Он жил с ней и днем, и ночью, забыв, как можно существовать иначе. Начал понимать, что депрессия – нечто такое, с чем человек, старея, свыкается.

Однако перемены не заставили себя ждать. Наступил день, когда обе женщины одновременно покинули дом – как выразился Гибсон, подались на работу. В своем унынии он не стал особенно оплакивать совпадение, поскольку больше не хотел оставаться наедине с Розмари.

Опытный секретарь Этель устроилась на место, где надо было работать до четырех часов. Это ее устраивало, потому что давало возможность готовить обед.