Капля бога (сборник) - стр. 20
Арсений спал крепко, все ее действия не имели никакого успеха – он даже не пошевелился в своей кровати, и она в который раз удивилась его способности засыпать и спать в любой ситуации. Но сейчас ничего умилительного не было в том, как крепко он спал, потому что будить его приходилось ей, и кому хочется возиться с ребенком, который не хочет просыпаться, когда нужно в темпе собираться в школу?
И она громко и жестко, как только что Вадиму, скомандовала:
– Арсений, вставай! Быстро вставай! Я с тобой возиться не собираюсь!.. – И увидев, как дрогнули ресницы сына, добавила так же жестко: – Чтобы через две минуты – стоял на ногах!..
И подошла к кроватке Артема.
Он спал. Обладал он той же способностью, что и брат – спать крепко и глубоко, не реагируя ни на голоса, ни на свет, и сколько раз завидовала она им, своим детям, этому умению их погружаться в сон и быть там, не реагируя ни на крики, ни на будильник, ни на шум за окном. Она не умела так спать. Просыпалась от звука сигнализации во дворе, от крика соседей за стеной, даже от шумного дыхания Вадима…
Артем спал. И даже во сне его лицо казалось горестным, как будто бы как лег он вчера в слезах, несчастный, наказанный ею, так и проспал всю ночь в этом детском своем несчастье – быть отруганным и наказанным мамой…
Только ее, Марину, сегодня не трогало это его несчастное лицо. «Несчастное», с какой-то злостью подумала она. Паршивец, испортил все обои в детской, это же надо было додуматься – взять и разрисовать фломастерами рисунок на обоях! Это же надо! Ведь только летом сделали они ремонт. «Они» – подумала она тоже зло. Она сделала этот ремонт.
Вадиму как всегда было некогда, и она сама ездила по магазинам, выбирая эти обои для детской, такие, чтобы подходили и семилетнему Арсению, чтобы не слишком уж детским был рисунок на обоях, и чтобы трехлетнему Артему подходили. И чтобы была у детей веселая и славная комната. И обои она нашла подходящие – в домиках и паровозиках, с забавными человечками и веселыми деревьями на голубом, небесном фоне с белыми облаками. И сама она их наклеивала, и муторное это было дело – в одиночку размечать их, и резать, и скакать со стремянки вверх-вниз, – потому что некому было помочь ей. И вот теперь эти веселенькие обои испортил этот паршивец. Дорисовал он человечкам волосы на голове, между облаками намалевал, по-другому и не скажешь, – солнце, много солнц, куда доставала его рука. И поскольку рисовал он еще очень плохо, рисовал скорее каляки-маляки, чем рисунки, – солнца эти были похожи на яркие жирные кляксы. И деревья своими каляками он подправил, сделав их ярче, и паровозики кое-где, где успел, так же «закалячил», но именно в этот момент и поймала она его за этим занятием и всыпала, что называется, по первое число. И по заднице надавала, и по рукам нашлепала, и спать уложила раньше – в наказание. Ведь должен же уже понимать, что делает!