Канун дня всех святых - стр. 3
– Вот те на, – сказал кто-то, – а что, если Пипкин заболел?
– Какой же Хэллоуин без Пипкина?
– Никакой не Хэллоуин, – застонали они.
И кто-то запустил в дверь Пипкина дичком, который отскочил с глухим стуком, словно кроличья барабанная дробь о дерево.
Они подождали, беспричинно опечаленные и озадаченные. Они думали о Пипкине, о Хэллоуине, который грозил превратиться в гнилую тыкву с огарком свечи, если, если, если… с ними не будет Пипкина.
Ну же, Пипкин. Выходи, спасай положение!
Глава 2
Почему они ждали, переживая из-за одного маленького мальчугана?
Потому что…
Джо Пипкин слыл самым незаурядным мальчишкой на свете. Кто еще мог так неподражаемо свалиться с дерева и рассмеяться над самим собой? У кого хватило бы благородства на беговой дорожке, чтобы споткнуться и упасть при виде безнадежно отставших товарищей, дождаться, когда они подтянутся, и пересечь финишную ленточку вместе с ними? Кто еще мог с таким азартом облазить все зловещие дома в городе и рассказать про них остальным ребятам, чтобы отправиться ватагой бродить по подвалам и карабкаться по плющу на кирпичные стены, орать в печные трубы, писать с крыш, гикать, улюлюкать и обезьянничать? В день, когда Джо Пипкин появился на свет, со всех бутылок с шипучкой и газировкой сорвало крышки и пчелы жизнерадостно набросились на цветущих сельских девиц. В дни его рождения посреди лета озерная вода выходила из берегов и откатывалась, увлекая за собой волну бултыхающихся мальчишек под громоподобный хохот.
На рассвете, лежа в постели, ты слышал постукивание птичьего клюва в окно. Пипкин.
Окунаешься с головой в утренний воздух лета, прозрачный, как ледниковая вода.
В росе лужайки цепочка кроличьих следов, где мгновение назад не дюжина кроликов, а всего один бегал то кругами, то наискосок, в безудержном восторге перемахивал через заборы, сбивая верхушки папоротников, протаптывая в клевере колеи, словно рельсовые пути на сортировочной. В траве мильон торных тропок, но где же…
Пипкин.
И тут он восставал из сада, словно беспризорный подсолнух, круглолицый, загоревший в свежих солнечных лучах. Его глаза метали искорки азбукой Морзе:
– Живее! А то кончится!
– Что?
– День! Миг! Шесть утра! Окунайся в него с головой!
Или же:
– Лето! Оглянуться не успеешь, и бац – нет его! Шевелись!
И он нырял в подсолнухи и выныривал среди луковиц.
Пипкин, ах, бесценный Пипкин, самый лучший и восхитительный среди мальчишек.
Как он умудрялся так быстро бегать – уму непостижимо. Тенниски у него обветшали, окрасились зеленью лесов, по которым он носился, побурели во время прошлогодней уборки урожая в сентябре, замарались дегтем от беготни по причалам, где швартовались угольные баржи, пожелтели от собачьих неожиданностей, занозились от лазанья по деревянным заборам. Одежду он заимствовал у огородного чучела и давал поносить на ночь своим собакам для прогулок по городу, после чего на ней оставались обкусанные манжеты и следы падений на седалище.