Кандидат на выбраковку - стр. 30

Тогда я не понимал, почему все происходило именно так. А вот матери было хорошо известно, что воспаление легких может стать последним заболеванием в моей жизни. Можно только предполагать, что было у нее на уме, чего она добивалась, но в результате ее усилий я не только не загнулся, а практически перестал болеть и бояться сквозняков. Впервые я серьезно заболел спустя много лет, да и это была так называемая «больничная инфекция».

Как-то раз сестренка Таня подошла и неожиданно ударила меня по щеке. Внимательно посмотрела мне в глаза и ударила еще раз.

– Таня, за что? Что я тебе сделал? – было не больно, сил у девятилетней девочки немного, но от ее ударов у меня остановилось сердце. Сестренка увидела на моих глазах слезы, повернулась и вышла из комнаты.

– Ну, как он там? – это был голос матери.

– Плачет, – ответила сестренка.

Я не плакал. Я захлебывался.

Полгода дед обивал пороги кабинетов всяческих начальников областного и городского здравоохранений. После таких посещений он всегда приходил к нам докладывать о результатах. Наконец, уже в конце марта, дед принес долгожданное: «Антон, на следующей неделе ты едешь в санаторий». Голос у него был веселый – мать уже измучила старика упреками, дескать, не может сделать «простой вещи», вернуть внука в санаторий, чтобы тот доучился.

Я сам не ожидал, что так несказанно обрадуюсь его словам.

Я еду домой!

Я еду домой из «дома»!!

Домой!!!

Я вернулся в санаторий, где меня все помнили, все знали. Вместо трех месяцев, как это ожидалось вначале, я пробыл у родителей десять. Пропустил год, во второй раз стал учиться в седьмом классе. И очень об этом жалел.

Время, проведенное дома, в семье, вылетело из памяти почти полностью, как будто этого года в моей жизни не было. Память, как правило, стирает все, о чем мучительно вспоминать. Это хорошо. Иначе жизнь становится кошмаром.

В то время моей самой большой мечтой была Семья. Не было ничего желаннее, чем жить в окружении родных и близких. Мечта жива и поныне. Однако вместо семьи Бог посылает мне друзей, которые заполняют образовавшуюся пустоту и поддерживают во мне ощущение полноты жизни. Временами, в минуты отчаяния, мне кажется, что мои чувства к этим посторонним людям намного шире и светлее, чем мои же чувства к «официальным» родственникам. На самом деле, как ни странно это осознавать, своих родных я всегда любил и продолжаю любить какой-то фанатичной, неистребимой любовью. Вопреки всему.

Хотя лечения мне никакого не предполагалось, тем не менее у меня был лечащий врач – Самсонов Герман Васильевич – плотный мужчина, с густой, почти рыжей шевелюрой и строгим взглядом. Был он хромоног и носил спецобувь. Все замечающие детские глаза разглядели, что подошва одного самсоновского ботинка сантиметров на десять толще другой. Хромал Самсонов после перенесенного в детстве заболевания. Его хромота и то, что он единственный мужчина среди работавших в нашем отделении, окружали Германа Васильевича ореолом таинственности. Это так будоражило детское воображение, что мы стали придумывать истории о том, что он воевал и был ранен на фронтах Великой Отечественной войны.