Канал имени Москвы. Лабиринт - стр. 6
Только ведь дело не в девочке. Не только в девочке. Червячок сомнения давно уже поселился и грыз сердце брата Фёкла. Поэтому вместе с благоговейным трепетом он и испытал эту порочную радость.
Подкатил новый, гораздо более сильный прилив дурноты, и в груди повисла тяжесть. Что-то с ним не то. Испарина выступила на лбу, брат Фёкл отёр её тыльной стороной ладони. И вдруг резкий приступ панической атаки
(«Я умираю?!»)
сменился сиротливым и холодным чувством. Старый монах посмотрел на густую тьму за окошком кельи; и само оно и обрамлённый им квадратик черноты показались дрожащими. Но пока он жив. И будет бороться, пока он…
Брат Фёкл снова провёл тыльной стороной ладони, холодная испарина на лбу… Как быстро и внезапно, ведь ещё сегодня утром и днём он чувствовал себя прекрасно, сплавал на плоскодонке к плотине, куда накануне, не спросившись, отправились шалопаи-послушники, и весьма бодро правил веслом.
На слабеющих ногах он добрался до окошка, распахнул его. Сделал глубокий вдох свежего озёрного воздуха. Сразу стало легче, но только этот сиротливый холод не ушёл насовсем.
«Наверное, вот и пробил мой час», – подумал брат Фёкл. Посмотрел на огоньки трёх свечей, что горели над раскрытым фолиантом. Понял, что у него слезятся глаза. Жизнь, как огонёк, – сильна, но задуть её ничего не стоит.
Брат Фёкл быстро вернулся за своё рабочее место, ухватился за перо и принялся писать. Лёгкая дурнота, и высохла вся гортань… Писать, быстро, тезисами, чтобы успеть как можно больше…
Перед глазами пошли круги, и теперь рука, держащая перо, становилась всё менее послушной. Брат Фёкл чуть отклонился, чтобы перевести дух, и, хоть боль, сжавшая виски и наполняющая голову какой-то ватной пустотой, не прошла, стало немного легче.
– Почему у сырости грибное зловоние? – повисло на раскалённом, как камень на солнце, языке.
Брат Фёкл поморгал. Буквы манускрипта дрожали, этот липкий воздух. Словно испарения от страниц…
И вдруг он всё понял. Но только не мог поверить, что такое возможно. Этот бесценный экземпляр «Деяний Святых» вовсе не подвергся дурному хранению. И страницы древнего манускрипта потемнели совсем по другой причине. Брат Фёкл вдруг печально улыбнулся, смущённо, беспомощно…
– Аква, – тихо прошептал он. – Кто теперь позаботится…
Вот чем были этот воздух, показавшийся липким, и сырость, исходящая от страниц. Его отравили. Книга пропитана ядом. Эссенция…
Брат Фёкл схватил перо и свои страницы и бросился прочь, к раскрытому окну. Вот почему становилось легче, когда он удалялся от Книги. Но яд уже проник в кровь, уже делает своё дело; крепчайшая эссенция грибных спор, которая испаряется, быстро улетучивается при свете, и следов не останется.