Канал имени Москвы. Лабиринт - стр. 4
Старый монах дёрнул головой, и ему пришлось зажмуриться: только что манускрипт перед его глазами раздвоился и соединился вновь. Брат Фёкл отклонился к стене и тяжело задышал – стар он стал для ночных бдений. Но прилив дурноты вроде бы отступил.
«Разделённые грянут с севера, из-за Тёмных шлюзов и Пустых земель», – произнёс брат Фёкл одними губами.
«…И тогда посреди Пустых земель станет невозможно дышать.
Лабиринт укроет верных Слову
От Четырёх псов чёрного человека…»
«О чём это я? – подумал брат Фёкл. – Зачем повторять всем известные азбучные истины, что лекторы-монахи вбивают в юные головы послушников?!»
Но его глаза сами отыскали в раскрытой странице знакомый абзац. А потом взгляд переместился на кусок бумаги, где он делал свои пометки.
Потому что числа, вот зачем! Числа. Только он использовал их по-другому, – брат Фёкл всё ещё не мог прийти в себя от совершаемой ереси, – использовал необычным способом. Он позволил себе кое-что. Предположение. Что, помимо сакрального, цифры-числа имели ещё кое-какой смысл. Результат его ужаснул, видимо, и вызвав этот прилив дурноты. Вместо всем известного канонического стиха о том, что грянет, когда придут полчища Разделённых: «…И тогда посреди Пустых земель станет невозможно дышать», – фразы, которую только что почти безмолвно произнесли его губы, он смог прочитать кое-что иное. Новое и совсем другое.
Это не было случайностью. Текст оставался связным, но полностью менялся весь смысл.
«…И станет Лабиринт от человека».
Брат Фёкл сморгнул.
– Четыре пса, – глухо пробормотал он. – Две смерти и Три вечерних зари…
Дымчатый котёнок посмотрел на него с любопытством и снова принялся ловить свой собственный хвост. Брат Фёкл улыбнулся ему.
Не было ошибкой, случайным совпадением одной фразы. Найденный им ключ ложился на всю страницу. Одна ересь тянет за собой другую, именно так открываются ящики Пандоры. Брат Фёкл позволил себе применить метод, тайный шифр из чисел, известных в Пироговском речном братстве каждому, на весь священный текст. И Книга зазвучала совсем по-другому.
Сердце брата Фёкла забилось сильнее, но не ровно, в груди защемило.
«Надо найти ещё возможные значения слова «громада», – пометил он на своём отдельном листе бумаги. А потом снова уставился на раскрытую страницу. И тут же, словно сравнивая, перевёл взгляд на сделанные пометки. Тряхнул головой, зябко озираясь, и тёмно усмехнулся. Ещё один с детства знакомый канонический стих зазвучал по-другому:
И главное, дальше, на самой последней странице: «…Тогда сей день будет пиром Разделённых».