Канал имени Москвы. Лабиринт - стр. 26
Санитарка мягко взяла его под руку, она оказалась сильной.
– Прекратите, он не может разговаривать.
– Но я слышал, – возразил Юрий, пытаясь вернуться к постели Шатуна.
– Показалось. Пора.
– Но…
Трофим захихикал, глядя на них, а затем счёл необходимым предупредить:
– Пулемёт тут не поможет.
– Послушайте, – начал было Юрий, – мне нужна минута…
– Нет. Визит окончен.
– Я прошу минуту. Разве это так много?
– Летучие рыбки, – вздохнул Трофим.
Рука санитарки крепче сжала локоть Юрия Новикова, увлекая его к выходу:
– Пойдёмте.
– Каменная баба плывёт сюда! – вдруг завопил Трофим. – Каменная баба…
Рука санитарки превратилась в сталь:
– Ну вот, довольны?! Вам действительно пора.
Юрий Новиков быстро обернулся: положение тела Шатуна не изменилось, да только что-то…
– Каменная баба совсем близко, – визжал Трофим. – Не надо… Плывёт!
Дверь за Юрием захлопнулась. И в этот миг снова, словно скальпелем, резануло в его голове: «Фальстарт».
4
Апбб-жж-зз-шшрргкахр. зз
И хохот, от которого сейчас лопнут перепонки. Чей?
(Всё теперь связано, молодой гид)
Это хохот болезни. Не только той, что вошла в него осиным ядом: больно само это место. Его куски, пространство, разламываются, как нарезанный протухший пирог. И лучше не знать, что там, в червивой начинке. Однако ведь он принял лекарство. Это оно воет голодным демоном в крови? Или он опять стоит на мосту под безжалостным тёмным ветром, где уже ничего не исправить, и Лия снова сейчас погибнет, сорвётся в безвозвратную мглу?
Нет, это не Лия. Это другая. И хотя она стоит спиной, и похожий гидовский камуфляж, но…
(хохот голодного демона)
А ты молодец… Уже догодался, кто это?
– Нет, – в забытьи шепчут губы. – Этого не может быть. Обернись…
Нет? А что там, в червивой начинке? В самой глубине?
Фальстарт.
– Что это? О чём ты?!
Тсс… Тихо. Здесь бессмысленно кричать. Потому что пришла тебе пора платить по счетам. Теперь ты заплатишь тем, что любишь. Здесь, где уже ничего не исправить, в месте, где закончатся илллюзии.
– Не-ет!..
Шрркгхр. зз
Возможно, Фёдор проснулся. Но хохот и вой ветра всё ещё были здесь, постепенно отдаляясь, затихая. И гудение осиного гнезда.
Но вот всё развеялось. Русло канала было спокойным, как детская колыбелька. Давно забытый уют, лишь плеск воды, и день катится к закату. Только веки снова начали тяжелеть.
Почему-то теперь у канала два русла, там, впереди, после заградительных ворот, и оба изумительной красоты в мерцающих бликах вечернего золота.
Осы… Он пролежал в забытьи несколько часов. Повезло, что его не заметил никто из лихих людишек. На одном из русел что-то есть. В переливающемся золоте чернеет точка. Далёкий бакен?