Камикадзе. Идущие на смерть - стр. 21

Кулагин объяснил охотно:

– Третья дверь от нас? Связист с женой. Только что заселились. Привез ее с Запада. А зачем это тебе?

– Так. Давай пить, доставай сахар.

В воскресенье, когда на бухту упал моросящий туманный дождь, он с утра ушел в лес. Бродил у подножия сопки. Жимолость и ольха – все мокрое, на всем мелкие светлые капли. Брел по колено в траве, когда почувствовал – кто-то идет следом: ветки позади то прошумят, то замолкнут. Остановился, сам задел ветку, с нее упала горсть капель, ударила по нижней ветке, вызвала целый обвал, водопад. Так стоял, пока в ольшанике не появилось, не задвигалось темное пятно, не вышла, неумело отстраняя ветви, женщина, на плечах черный офицерский до пят плащ.

Женщина подошла к дереву и погладила пальцами морщинистую, набухшую от дождя кору.

– Это, наверное, пробковое дерево, – сказал Нефедов. – Кора какая! А вы, видно, новенькая, здешние женщины в такую погоду в лес не ходят. Это я не к вам ночью по ошибке постучал? Что же вы так просто, не боясь, открыли? Другая бы не решилась.

– Другая бы с вами в лесу разговаривать не стала.

И пошла прочь.

В тот же день они снова встретились. Соседка пригласила Таню посмотреть кино. В клубе было жарко, офицеры с семьями сидели в первых рядах, матросы – стулья им заменили на скамейки – шумно теснились сзади.

Вспыхнул экран, замелькали серые, рваные тени, захрипел звук. Картина была трофейной, титры сообщили: «Получена из Германии в качестве репараций». Главная артистка танцевала и пела, а потом сбросила с голого тела шубу из рыжей лисы и упала в бочку с водой. Раздались хохот и свист.

Когда фильм кончился, соседка исчезла, ее подхватил кто-то под руку и увел. Домой пришлось идти одной. Рядом случайно оказался Нефедов. Спросил:

– Что же вы без мужа?

– Он дежурит.

Когда подошли к Кораблю, Таня сказала:

– Оставьте меня. Идите, я подышу воздухом.

Он попросил:

– Дайте вашу руку, – и припал губами к пальцам, – моя мать, в ней была польская кровь, говорила: прощаться с женщиной надо так.

Таня рассмеялась:

– Что она еще говорила? Идите, идите, не оставайтесь.

Когда к нему заглянул Цыгун, рабочий день уже подходил к концу. Кулагин удивился: оперуполномоченный еще не приходил ни разу. Тот, войдя, сразу же спросил, где хранятся чертежи.

– В железных шкафах. Вот здесь... Но только те, что без грифа. Всё, что с грифом, – в спецхране, в штабе.

Опер потрогал на окнах решетки, полистал бумаги на столе (некоторые чертежи рассматривал вверх ногами), спросил про охрану и только, когда уходил, неожиданно сказал вполголоса: