Каменный Пояс. Книга 2. Наследники - стр. 38
Старый паралитик втянулся в эту жизнь и довольствовался малым. Плотно набив чрево, он часами неподвижно дремал в кресле в тихом кабинете. Мужские радости и тревоги давно оставили Никиту Никитича, одряхлевшее тело его жаждало покоя.
Иного искал Прокофий Акинфиевич. Каждый день он придумывал новые грубые развлечения, но тоска все глубже и глубже заглядывала в его пустые глаза.
– До чего ж скучно, господи!.. Где же счастье человеческое? – однажды спросил он у дядюшки.
Паралитик усмехнулся и сказал жарко:
– Кабы мне ходячие ноги, эх, и делов бы я наделал!
Прокофий покосился на старика и понимающе подумал:
«Верно, наробил бы делов, полил бы крови, причинил бы мук и страданий! Да болезнь, как на цепи, держит зверя!..»
Хожалый Охломон отличался крепким здоровьем, силой, и мысль о счастье у него сводилась к богатству.
– Мне бы денег поболе, вот зажил бы! – со страстью высказал он свое тайное и тут же поугрюмел, сжал скулы. – А где их взять? Вон люди и на больших дорогах находят счастье, а я тут в белокаменных хоромах заскорбел!
Хотя мрачноватые глаза мужика беспокойно бегали, уходили от взора собеседника, но Демидов понял его скрытное вожделение: «Этот рвется в разбойники! Гляди, чего доброго, ночи не спит, все думает, как бы дядюшку угомонить и пощупать его ладанки…»
Попик из заводской церкви просто присоветовал заводчику:
– Счастье, сыне, в добре! Не делай зла работным и возлюби ближнего своего!
Прокофий Акинфиевич поморщился:
– О ком заботишься, поп? О мужиках, да они созданы быть холопами господину. Работного человека Бог опекает, а я о другом думаю. Моя душа жаждет счастья веселого!..
На кухне хозяин приметил широкобедрую волоокую стряпуху.
Баба день-деньской топталась у печи, гремела ухватами, котлами. Ее круглое налитое лицо зарей пылало перед челом раскаленной печки. Полные тугие руки молодки, с ямочками на круглых локтях, проворно мелькали. С засученными рукавами, она то месила крутое тесто, то бросалась к бурлящему варевом котлу, то быстро и ловко стучала большим кухонным ножом. И всякую работу она делала с песней.
Демидов подивился:
– Ишь, как распевает от зари до зари! Должно быть, ты, каурая, до краев счастлива?
Молодка оглянулась, блеснули ее огромные синие глаза. Из-под ресниц выкатились слезы. Она брякнулась хозяину в ноги и жарко пожаловалась ему:
– Ох, батюшка, горька, разнесчастна я! Третий годок вдовею! – Она зашмыгала носом.
Прокофий, хлопнув стряпуху по широкой спине, закричал:
– Погоди, милая, я тебе сосватаю доброго мужика!..
– Батюшка ты мой, радошный! – в последний раз всхлипнула баба и, схватив руку хозяина, стала ее благодарно лобызать.