Камень, или Terra Pacifica - стр. 42

«Афонюшка», – губы Розы шевельнулись, пропуская через себя и выдох, и торжество, но звука не произвелось.

Грузь сделал на неё будто бы круглые глаза. И крикнул, слышно крикнул, со звуком:

– Лепесток?!

Спустя кой-какое время, пока длилось изумление Грузя, доколе делались попытки Розы Давидовны свести впечатления, – от области пирамид примчалось эхо:

– Е-эс-со-о-то-охх!

Вслед за эхом оттуда прилетела подозрительная птица с огромными белыми крыльями, шевелящимися только самыми кончиками, закружила над Розой, гневно сверкая смышлёными глазами, сощуренными нижними веками. Она даже несколько раз похлопала сновидицу по щекам кончиками крыльев, шевеля ими более упруго и учащённо. В полёте она вытягивала золотистую налитую шею, чтоб клюнуть Розу в наиболее интересное место.

«Грузик», – снова беззвучно шевельнулись губы Лепестка, но пропуская уже не радость, граничащую с экстазом, а мольбу о спасении от назойливой птицы.

– Афонюшка-а-а! – Она проснулась, открыв глаза, а в них исчез всегдашний блеск.

Супруг полулежал на локте, с тревогой глядел на её рот, внезапно замерший в состоянии извлечения звука «А». Длинные веки его чуть ли не загнулись вверх

– Зоник, – он подтолкнул её другим локтем, и та пошевелилась, медленно закрывая рот и глаза.

Тело её обмякло.

– Как ты меня напугала, – продолжил супруг, с силой вбирая в себя воздух, – я подумал, что ты померла, – он упал с локтя. После громкого выдоха ещё промолвил, но шёпотом:

– Посмотри на себя в зеркало, ты же бледная, ну, всё равно, что кафель в нашей ванной.

Роза Давидовна беспомощно сползла с кровати, охая, но без звука, тяжело прошла в ванную, включила свет. Когда она взглянула на себя в маленькое круглое зеркало над умывальником, то, вправду, там вместо её отражения белел сплошной кафель. Она подвигала голову с боку на бок, вверх-вниз, но по-прежнему сияла одна белизна, более ничего. То есть зеркальце как бы превратилось в прозрачный диск, а сквозь него просвечивала облицовка ванной.

Либо прав был супруг по части невозможной бледности её щёк, либо ещё длилось невозможное обитание Розы на невероятно далёкой белой земле.

***

– Ну, Принцев, иди сюда. Он хоть и Пациевич, понимаешь, от слова «пассив», тихий, но пожрать молодец. Тут запасов на неделю для таких, вроде меня, – послышалось из дальнего угла помещения без окон, что пряталось среди иных обиталищ, где покорно спали труженики большого поселения с названием бодрого и одновременно тяжеловатого содержания – Ухта.

– Тихий, он же Великий, – с выдохом, отдалённо напоминающим усмешку, вымолвил Борис Всеволодович.