Размер шрифта
-
+

Калиго: лицо холода - стр. 49

. Его покатые плечи возвышаются над заснеженными сугробами подобно опорам, поддерживающим исхудавшее тело. Натянутый лук покоится у его ног вместе со стрелами, вырезанными собственноручно, но так и не нашедшими практического применения. Все потому, что зверь в округе либо вымер от невыносимого холода, либо попрятался в самые недра ущелий, таких глубоких, что сами дверги5 не смогут их отыскать.

Погода в последние дни рассеивает надежду на внятную добычу, но Сирилланд не теряет веру в лучшее. Он должен что-то поймать. По-другому и быть не может, ведь в противном случае его родители и сестры умрут. Его семья уже несколько недель висит на лоскутном волоске между суровым выживанием и голодной, но милостивой гибелью. Он и так уже потерял двоих братьев. Больше смертей по своей вине он не допустит. В это тяжелое для всех сааллов время, когда Враге – ледяной северный буран – бушует уже не один месяц, карая остров триадой лютых морозов, люди вынуждены бороться за жизнь всеми возможными способами, коих на земле, покрытой льдами и окруженной океаном, не так много. Охота и рыбалка – единственные возможности добычи пищи, вот только рыба из-за экстремально низкой температуры воды в этом году редко заплывает так далеко на север. Их братья, руаны, живущие у подножия горы, едва могут прокормить детей, но ольфмундам, обитающим в высокогорье, повезло еще меньше. Запасы вяленого мяса давно исчерпались, грибов, дикого лука и съедобных корней сейчас не добудешь, а суп из засушенных листьев яснотки дает лишь временный заряд, которого едва хватает на выполнение повседневных дел.

С той поры, как соплеменник последний раз выследил волка, луна восходила семь раз, и каждый новый восход знаменовал приход нового предела голода. Именно поэтому, завидев среди бескрайней белизны карибу, Сирилланд не смог поверить собственным глазам, сулящим ему столь небывалую удачу. Выследить куропатку или пустельгу было бы уже неслыханным счастьем, но самого северного оленя, да еще и такого крупного, что его тушку едва ли смогли сдвинуть с места четверо мужчин… Юноша застыл, как деревянный идол на площади их поселения. За все годы, прожитые на вершине, он видел сотни хищников, но никогда не сталкивался ни с чем подобным. Ростом не меньше двоих людей, карибу стоял у обрыва, гордо подняв голову. В лучах уходящего солнца его светлая шерсть отливала серебром, а рога изгибались кверху, подобно стволу тысячелетнего дерева, такого высокого, что своими ветвями царапает небо. Зверь будто вынырнул из рассказов старика Ансфрида о священном Эйктюрнире, давшем начало всему живому. И хоть Сирилланд, как представитель ольфмундов, почитал рысь, а не оленей, его пальцы на древке лука дрогнули. Убить сакральное животное, предав собратьев с низины – это одно, но умертвить самого Дуборогого, накликав на себя божественный гнев… Стоит ли жертва клейма несмываемого греха? Нужно ли пятнать честь во имя семейного благополучия? Ставить на кон достоинство семьи ради ее спасения?

Страница 49