Как мы писали роман; Наблюдения Генри - стр. 25

на одну из ведущих ролей в какой-то пьесе. Несправедливо, что бедный мистер Ирвинг [4] очередной раз оказывался жертвой, но тут он сам был виноват. Именно он пылко уговаривал меня принять предложение. А я предпочел бы мирно провести вечер в постели, о чем ему и сказал. Но Ирвинг настаивал, чтобы я встал и ехал в театр. Мои доводы, что я полностью лишен актерского дара, он не принимал во внимание и только повторял: «Все будет хорошо». Некоторое время мы спорили, потом он дал понять, что это его личная просьба, и тогда, дабы пойти ему навстречу и наконец выпроводить из спальни, я против воли согласился на эту авантюру. Как правило, я играл моих персонажей в ночной рубашке, хотя однажды в «Макбете» в роли Банко надел пижаму. Текста я никогда не знал, и как выходил из положения, понятия не имею. Ирвинг каждый раз меня поздравлял – не знаю, то ли за превосходную игру, а может, за своевременный уход со сцены, пока в мою сторону не летели тухлые яйца.

Когда я просыпаюсь на этом месте, то обнаруживаю, что одеяло сползло на пол и я дрожу от холода. Полагаю, этот озноб и есть причина того, что я играю на сцене «Лицеума» в одной ночной рубашке. Но почему всегда в «Лицеуме», понять не могу.

Есть еще один сон, который мне не раз снился, или это во сне казалось, что он снится не первый раз. Такое тоже бывает. В нем я иду по очень широкой и длинной улице в районе Ист-Энда. Странная улица для тех мест. Омнибусы и трамваи проносятся мимо, повсюду ларьки и прилавки, и продавцы в засаленных шапочках кричат, рекламируя товар, а по обеим сторонам улицы тянутся полоски тропических растений. Улица сочетает в себе приметы районов Кью и Уайтчепела.

Кто-то идет рядом, хотя я его не вижу, и вот мы уже в лесу, продираемся сквозь переплетенные виноградные лозы, они путаются у нас в ногах, и все же время от времени мы видим между гигантскими стволами деревьев проблески оживленной улицы.

В том месте, где дорога сворачивает, я вдруг испытываю беспричинный страх. Дорога ведет к дому, где я жил в детстве, и сейчас там меня ждет кто-то, кому есть что мне сказать. Мимо проезжает конный трамвай, идущий до Блэкволла, и я пытаюсь его догнать. Но тут лошади превращаются в скелеты и бодро скачут от меня, а существо, шедшее рядом, – я его по-прежнему не вижу – хватает меня за руку и тащит назад.

Это существо приволакивает меня к дому и вталкивает внутрь, дверь за нами захлопывается, в пустых комнатах гулко звучит эхо. Все вокруг мне знакомо. Когда-то здесь я смеялся и плакал. Ничего не изменилось. Стулья, на которых никто уже не сидит, стоят на тех же местах. Мамино вязанье лежит на коврике у камина, куда его, помнится, котенок приволок еще в шестидесятых.