Размер шрифта
-
+

Как лепить планеты. Рассказы - стр. 11


Я не понравилась ему с первого взгляда. Может быть, тем, что не послушала его ненавязчивого, но вполне определённого совета, что поставила его оценку моего творчества под сомнение?.. Так или иначе, но моё появление в стенах института он воспринял как вызов. Или мне показалось так? Может, он и забыл уже о том письме?.. Просто невзлюбил меня – и всё тут.

Каждое моё стихотворение подвергалось беспощадной критике. Дошло до того, что однажды, совершенно не помня себя от раздражения, он швырнул мою рукопись на стол (так что некоторые страницы полетели на пол) со словами, которые надолго врезались в мою память: «Никто не докажет мне, что это – поэзия!»

Но ещё больше накалялась обстановка, когда я выступала в роли оппонента при обсуждении творчества моих однокурсников. Стоило мне высказать какое-либо критическое замечание в чей-либо адрес, как почтенного поэта начинало буквально трясти от возмущения: как это я (самая невозможная из всех!) осмелилась критиковать такие замечательные творения – я, которая сама написать ничего подобного не способна! («И слава богу, что не способна!», думала я про себя).

И вот, в один прекрасный день, это уже было на втором курсе, в начале зимы, в такой чудесный светлый снежный день, разыгралась очередная буря.

Разбирали стихи нашей семинаристки, украинской поэтессы, такие же лёгкие и светлые, как снежок за окном, как курлыканье голубей на запушенном снегом карнизе… Добрых слов было сказано много, как никогда. Но встречались в стихах и общие места, и повторы, о которых, никуда не денешься, тоже пришлось сказать. Боже правый, что тут началось!.. В общем, всё – как обычно: он упрекал меня в придирчивости, в критиканстве, в отсутствии самокритичности. Сама виновница нашей схватки встала на мою защиту, но он не слушал её!

Распалившись окончательно, он бросил мне заключительное обвинение: «Вы вылили на свою однокурсницу ушат грязи!» Ну, это уж слишком!.. Я подумала: «Терпеть все это ещё четыре года?.. Зачем?» И тогда я поднялась, и, холодея от собственной дерзости, сказала ему:

– Возьмите свои слова обратно!

Стало тихо. Очень тихо… Слышно было, как тюкают по карнизу голубиные клювы: «Тюк-тюк, тюк-тюк-тюк…»

Мы смотрели в глаза друг другу. Он был ошарашен. Раздражение на его лице сменилось изумлением и почти детской растерянностью. «Тюк-тюк, тюк-тюк-тюк…» – доносилось из-за окна… Нет, не хотела бы я оказаться на его месте, – думала я, не отводя взгляда.

– Я жду, – сказала я, и голос мой (о чудо!) не дрогнул.

Долгая, очень долгая пауза.

– Ладно, беру!.. Ты довольна?! – пророкотал, как обвал, в тишайшей аудитории его голос.

Страница 11