Как было и как вспомнилось. Шесть вечеров с Игорем Шайтановым - стр. 105

Давно уже кем-то сказано по поводу филфака МГУ, что редко в одном месте встретишь так много людей, равнодушных к филологии. Сухая шутка, но есть в ней смысл: многие годы на филфак шли по принципу – а куда еще? Место приличное, даже престижное, книжки читают, языкам учат. Вот и воспринимали филфак как лицей и в еще большей мере как институт благородных девиц.

Тем не менее филологам тоже порой удавалось поступить и даже закончить факультет. Проходит несколько лет после выпуска, и, не встречая людей, начинаешь встречать имена – под критическими статьями в журналах, в научных изданиях, в качестве авторов и переводчиков книг. Печатаются многие, иногда кажется, что чуть ли не половина заметных критиков и литературоведов – с филфака. Растут репутации, множатся академические отличия, но остается счет, не знаю, гамбургский или нет, но тот – по юношескому, первому, как говорят, не обманывающему впечатлению. Первоначальная шкала ценностей, возникающая на филфаковской скамье, никогда не теряет силу, как запомнилось с тех пор, кто гении, а кто так себе.

На нашем английском отделении осенью 1965 года гением, вне спору, был Александр Фейнберг-Самойлов. Так его, конечно, никто не звал. Звали Саней Фейнбергом. Как только на первом же занятии он заговорил по-английски, стало понятно, что его не с кем сравнивать, что его речь как-то глупо оценивать отметками, – пусть перед вами не носитель языка, но носитель культуры, говорящий, в общем, так, как может говорить хорошо образованный англичанин, у которого к тому же есть чувство языка, замечательный языковой слух. Благодаря этому слуху, как потом оказалось, Саня что-то от месяца до двух входил в любой новый язык и при, естественно, не слишком обширном запасе слов поражал точностью того, что и как знал, пониманием целого. Счет языкам, которыми он занимался, терялся, ибо никогда нельзя было точно сказать, над какой грамматикой он просидел последние две недели и на какую радиостанцию, испанскую, польскую или румынскую, был настроен его приемник. Такой была его обычная метода: грамматика плюс радио, ну и, конечно, книги по истории, географии, культуре.

Впрочем, книги он читал всегда и обо всем, поражая, как много он успел прочесть еще до университета, а вернее будет сказать, – понять. На удивление по этому поводу Саня, даже если бывал польщен, чаще всего откликался ответным удивлением. «Ты читал Ключевского?» – изумлялась очередная девочка, а он не понимал, как Ключевского можно было не прочесть или не почитать, поступая на филфак.