Кагуляры - стр. 30

Как выяснилось, предчувствия меня не обманули. Капюшонщики окунули наш фашизм в грязь; причем в кровавую грязь. Я считал и считаю, что мы, фашисты, должны с беспощадностью уничтожать наших врагов, ненавистников Франции, ниспровергателей латинской расы, но действовать имеем право исключительно в рамках закона, а никак не произвола. Да, изгонять и убивать – это совершенно необходимо, но не из чувства мести или ради того, чтобы поживиться имуществом врага, а только по закону. Таков мой извечный принцип.

Однако великий изобретатель Эжен Шуллер никогда не удерживался в рамках закона, как видно, почитая их для себя стесняющими. Он с изумительной легкостью готов был стать преступником, считая, что великая идея оправдает его, а я вот так не думаю. Нас разделяло тогда и разделяет до сих пор именно отношение к закону. Я верю в свою правоту, и поэтому теперь не страшусь никакого суда. То, что нынче происходит со мной и надо мной, считаю бессудной расправой.

Однако возвратимся же к рассказу о постыдных делах Секретного комитета революционного национального действия, ведь я пока ничего толком не рассказал. Думать об этих делах страшно, а говорить – тем более страшно, но надо. Никуда не деться теперь. Хочу лишь предупредить – буду вести повествование по возможности сжато, кратко, почти конспективно, устраняясь от деталей и эмоций. Следует ведь довести повествование до самого конца, а меня в любой момент могут поставить к стенке.

Все же я отчего-то рассчитываю, что у меня есть время до 6 февраля, но мне, как и любому человеку, свойственно ошибаться. Меня могут пустить в расход и раньше, даже запросто. Читать в мыслях у генерала де Голля я не способен, так что остаётся лишь надеяться.

Итак, приступаю к изложению того, что же именно натворил у нас Секретный комитет революционного национального действия. Начну, по возможности, с самого начала.

Умер Жак Бэнвиль, вдумчивый историк и пламенный журналист. Произошло это гнилой парижской зимой. 13 февраля 1936 года его хоронили.

За несколько месяцев до смерти он был избран во Французскую академию, так что умер вполне даже бессмертным.

Это был почти наш человек. Не фашист, но крепкий и основательный националист. Ровно 35 лет он дружил с Шарлем Моррасом, ровно 35 лет печатал в газете «Аксьон Франсез» свои исторические статьи, в которых призывал всех нас беречь Францию от её ненавистников.

Главным врагом нашего отечества Бэнвиль, как и Моррас, называл Германию и считал страшной ошибкой то, что по Версальскому договору она не была расчленена, то есть не возвращена к тому административно-территориальному состоянию, в котором находилась в восемнадцатом столетии.