К западу от Октября (сборник) - стр. 26
– Плохо только то, – был ответ, – что мир в такую ночь остается прежним и возвращение неизбежно.
Так говорил ему Джозеф пятнадцать лет назад. Джозеф, закадычный друг, с которым они трепались днями напролет, философствовали, как подобает в юности, решали проблемы мироздания. После женитьбы один из них – Джозеф – затерялся на задворках Чикаго, а другого судьба привела на Средний Запад, и вся их философия пошла прахом.
Он вспомнил свой медовый месяц. Они с Элен отправились в путешествие по стране: в первый и последний раз она согласилась на эту «бредовую затею» (то есть поездку на машине). Лунными вечерами они ехали сквозь пшеничные, а потом сквозь кукурузные просторы Среднего Запада, и однажды Томас решился:
– А не провести ли нам одну ночку под открытым небом?
– Под открытым небом? – переспросила Элен.
– Да хотя бы вот здесь. – Напускная небрежность давалась ему с трудом. Он махнул рукой в сторону обочины. – Смотри, какая красота, кругом холмы. Ночь теплая. Лучше не придумаешь.
– Боже правый! – вскричала Элен. – Ты серьезно?
– Почему-то пришло в голову…
– Деревенские луга, будь они трижды прокляты, кишат змеями и всякими паразитами. Еще не хватало на ночь глядя пробираться в чужие угодья – все чулки будут в зацепках.
– Да кто об этом узнает?
– Об этом, милый мой, узнаю я.
– Мне просто…
– Том, голубчик, ты ведь пошутил, правда?
– Считай, что этого разговора не было, – ответил он.
На трассе среди лунной ночи им попался заштатный, убогий мотель, где вокруг голых электрических ламп кружили ночные мотыльки. В душной комнатушке, где стояла одна железная кровать, воняло краской, из придорожного бара неслись пьяные крики, а по шоссе всю ночь напролет, до самого рассвета, грохотали тяжелые фуры…
Он углубился в зеленую рощу, прислушиваясь к голосам тишины. Тишина здесь звучала на разные голоса: это под ногами пружинил мох, от деревьев – от каждого по-особому – падали тени, а родники, разбегаясь в разные стороны, спешили захватить новые владения.
На поляне он нашел несколько ягод лесной земляники и отправил их в рот. Машина… да черт с ней, мелькнуло у него в голове. Если с нее снимут колеса или вообще растащат по частям – плевать. Расплавится на солнцепеке – туда ей и дорога.
Опустившись на траву, он подложил руки под голову и уснул.
Первое, что он увидел, проснувшись, – это собственные часы. Шесть сорок пять. Проспал почти целый день. Его щекотали прохладные тени. По телу пробежала дрожь, он сел, но вставать не торопился, а наоборот, снова прилег, опершись подбородком на локоть и глядя перед собой.