К западу от Октября (сборник) - стр. 20
Она с радостью протянула ему стакан:
– А тебе не вредно пить?
– Можно пригубить. – Он принял стакан из ее рук. – Только пригубить.
Немощный пассажир чуть не «умер» на выезде из Парижа. Вагон заполонили интеллектуалы, посетившие цикл семинаров на тему «тошноты» Сартра; воздух истощался и кипел от их разглагольствований о Симоне де Бовуар[4].
Бледный старик еще больше побледнел.
Вторая остановка после Парижа – и еще одно нашествие! Экспресс атаковали немцы, шумно ниспровергающие дух предков, не отягощенные политическими принципами. Некоторые даже размахивали книгой под названием «А был ли Бог дома?».
Призрак вжался в свой прозрачный скелет.
– Ох! – вскричала мисс Минерва Холлидей и побежала к себе в купе, чтобы тут же вернуться и обрушить на него охапку книг.
– «Гамлет»! – зачастила она. – Тут есть про тень его отца, помнишь? «Рождественская песня»[5]. Целых четыре привидения! «Грозовой перевал»[6] – ведь Кэти возвращается, верно? Ага, «Поворот винта»[7] и… «Ребекка»[8]! А вот и моя любимая – «Лапка обезьяны»[9]! Что ты выбираешь?
Но пассажир-призрак не вымолвил ни слова. Его веки были сомкнуты, а губы запечатаны льдом.
– Погоди! – вскричала она.
И раскрыла первую книгу…
Гамлет стоял на стене замка, слушая речи своего отца-призрака; Минерва Холлидей читала:
– «Так слушай… Уж близок час мой, / Когда в мучительный и серный пламень / Вернуться должен я…»
И дальше:
– «Я дух, я твой отец, / Приговоренный по ночам скитаться…»
Она не останавливалась:
– «Коль ты отца когда-нибудь любил… О боже!.. Отомсти за гнусное его убийство».
И опять:
– «Убийство гнусно по себе; но это / гнуснее всех…»
Экспресс летел сквозь сумерки, а она читала последний монолог призрака отца Гамлета:
– «…Но теперь прощай!.. / Прощай, прощай! И помни обо мне»[10].
Она повторила:
– «…помни обо мне!»
Призрак в Восточном экспрессе задрожал. Она сделала вид, что ничего не заметила, и взялась за следующую книгу:
– «Начать с того, что Марли был мертв…»[11]
А Восточный экспресс грохотал по вечернему мосту над невидимой рекой.
Ее руки, словно птицы, порхали над книгами.
– «Я – Святочный Дух Прошлых Лет»[12]!
И потом:
– «Повозка-призрак выскользнула из тумана и с цоканьем скрылась во мгле…»[13]
Не раздался ли поблизости едва уловимый цокот конских копыт – где-то в горле призрака-скитальца?
– Все бьется, бьется, бьется под досками пола старое сердце-обличитель![14] – негромко воскликнула она.
И тут – как прыжок лягушонка. Послышалось слабое биение пульса – впервые за последний час с небольшим.
В коридоре немцы палили из стволов безверия.