Изящные слова - стр. 19
— Ты чё раздетая выскочила? — спрашивает относительно спокойно.
— Н-не знаю, — заикаюсь, стуча зубами. — Я как-то...
— Что, не подумала? — язвит он.
Закатив глаза, отпирает для меня машину, а сам возвращается в клуб. Минут через десять идёт обратно с полушубком и откуда-то взявшейся сумочкой, которую, по всей видимости, обронила в туалете.
Кутаюсь в норку и трясущимися пальцами нащупываю сигареты в кармане, но подкурить не получается. Сжалившись, Алекс отнимает зажигалку.
— С-спасибо, — всё ещё дрожу, как лист на ветру.
Сваровский тяжко вздыхает, устало массируя веки. Закуривает тоже.
— Глинская, откуда в тебе столько дури?
— Да я не этого хотела! — возмущаюсь, однако быстро затыкаюсь под испепеляющим взглядом тёмных глаз.
— Я по-человечески попросил: без глупостей. А ты что устроила?
— Прости, — мямлю, выдыхая горький дым. — Не злись, пожалуйста.
— Не злись? Вообще кукушка не соображает?! — Алекс ударяет по рулю, а его Ауди обиженно крякает коротким гудком. — До тебя, идиотки, ещё не дошло, что какой-то гондон чуть не отымел твою задницу в сраном туалете?
Начинаю истерику, которую усердно подавляла всё это время. Волком завываю, изредка вставляя извинения, а Сваровский качает головой, матерясь похуже уголовников, с которыми коротает дни напролёт.
— Марго, да я чуть не рехнулся! — он продолжает сыпать упрёками. — На кой чёрт тебе телефон, если не пользуешься им по назначению?
Ничего не отвечаю и принимаюсь голосить ещё пронзительнее. Алекс кривится от ультразвука, затем примирительно тянется ко мне, чтобы обнять. Прижимает к груди, а я зарываюсь в его куртке, неустанно моля о прощении.
— Ну всё, хорош скулить, — он целует меня в лоб. — Угомонись, Пикассо.
— Спасибо, что приехал, — хнычу куда-то в шею. — Господи, Алекс, спасибо!
— Всегда пожалуйста.
— Как ты?.. Откуда?.. Почему?
Сформулировать вопрос не получается, и это расстраивает моё без того уязвлённое самолюбие и отбивает остатки уверенности в наличии мозга. В оправдание могу лишь сказать, что «во мне пол-литра водки в доле с марихуаной». Тексты Скриптонита засели в голове, и я нервно хихикаю, сообразив, что не в состоянии даже выстроить мысли в логическую цепочку.
— Ты чего? — не понимает Сваровский, наблюдая, как тихие смешки превращаются в откровенное ржание. — Может, в больницу?
— А чего не в психушку сразу? — выдавливаю между приступами.
— Можем и туда, — заявляет он вполне серьёзно.
— Нет уж, на сегодня достаточно похождений императора. Отвези, пожалуйста, домой, — негромко отвечаю, успокоившись.
Алекс не комментирует истерику, заводит машину и гонит прочь от клуба. Он хранит молчание вплоть до моей квартиры. Проводив меня до порога, застывает в дверях, как прекрасная древнегреческая статуя, и изучает внимательным взглядом.