Изъян в сказке - стр. 54
***
В ушах шумело, перед глазами мелькали цветные пятна, а ноги горели, когда Мэгг летела обратно на площадь. Глупая шутка, жестокий розыгрыш – вот что она скажет мерзкому корчмарю, когда вернётся. А потом залепит знатную пощёчину – ей уже можно, она больше не леди!
Проталкиваясь сквозь рыночную толпу, проныривая чуть ли не под ногами праздных зевак и деловитых горожанок с корзинами, она выскочила обратно на площадь, остановилась и перевела дух.
Виселица никуда не исчезла, и три безобразных трупа всё так же болтались на верёвках. Мэгг остановилась возле них.
Лица всех троих было едва ли можно различить: птицы склевали глаза вместе с веками, кожа под дождями посерела и обвисла.
У Мэгг затряслись губы.
Первый повешенный при жизни был, похоже, толстяком и богачом: на нём остались обрывки дорогой одежды, покрытой пылью и грязными бурыми разводами. Табличка гласила: «Кут Обин, купец-мошенник».
С другой стороны с краю болтался совсем худенький мальчишка, «Терри из Остер-лина, конокрад и убийца».
А в центре – нет, она не видела этого! не видела! – в центре покачивался на слабом ветру мужчина в вылинявшей малиновой куртке. К его рукам, опухшим и уродливым, была примотана поломанная подгнившая цитра. Волосы вылезли клоками. Лицо было синим, раздутым, неузнаваемым. На табличке значилось: «Рей из Грейл-Кора по прозвищу Соловей, вор».
Она читала табличку снова и снова, удерживая в горле вопль ужаса и отчаяния, а её взгляд невольно соскальзывал с ровных казённых строк на безобразное тело. Не может это быть её Рей! Как они смели? Как они могли?
И это обвинение: «Вор», – за что они так его назвали?
– Эй, жениха себе присматриваешь? – её грубо толкнули в плечо, а потом рассмеялись. Она резко обернулась и увидела двоих Жёлтых плащей. – Так живые всяко получше будут.
– Эти… – она с трудом выговаривала слова, которые застревали в горле. Ей хотелось кричать, выть, кататься по площади, а потом кинуться к виселице и стащить с неё Рея, но она сумела устоять на ногах и спросить: – Как долго они будут… здесь?
– Почитай, до первых всходов ещё будут болтаться, – ответил один из них, щёлкнув языком. – Чтобы неповадно было.
– А ты чья, девица? – спросил второй, тот же, который говорил про женихов.
– Сэма я, – мёртвым голосом ответила Мэгг, – из актёрской труппы. Мы в «Жирном петухе» сегодня поём и пляшем.
– Фью, – покачал головой стражник, – а чего тогда на висельников пялишься?
– Так… поглазеть решила, – и, не дожидаясь ответа стражников, она повернулась к ним спиной и побрела в корчму.
Вернее, пошло её тело. Оно переставляло каким-то неведомым образом, милостью Всевышнего, ноги, оно напрягало руки, чтобы не быть смятым толпой, оно крутило головой, выискивая дорогу в переплетении улиц. А сама Мэгг осталась на площади. Там были её мысли, там умерло её сердце.