Изверг его светлости - стр. 70
Я пожала плечами:
— Известны только имена этих прекрасных пани — Андела и Штепанка. Я всё же не стала подходить, чтобы познакомиться ближе.
Он обдумал случившееся и хмыкнул:
— Вот как. Хниздо Курже не теряют времени.
Курже… Курже… Курицы? О высокое небо! Как я сразу не додумалась! Впрочем, птицы совершенно не виноваты, что здесь есть такие их представительницы.
— Да, скорее всего, именно они, — пробормотала я. — Думаю, не иначе.
Некоторое время не происходило ничего такого. К Марианне подходили кавалеры и приглашали на танец.
Всё чинно. Благородно.
Музыка была отменная. Такая приятная, воздушная, наполненная звоном небесных симфоний. Я искренне наслаждалась. Томаш периодически попадался в поле зрения, но потом исчезал. У него были дела. Кроме развлечения и танцев, он договаривался о вопросах Гнезда.
Я же просто стояла и наблюдала за происходящим.
Под сводами величественного зала, где стены пронизаны историей и роскошь переплетается с волшебством, гости танцевали, полностью отдаваясь мелодии.
Пары кружились по паркету легким ветерком и завораживали. Их движения были плавны и изящны, как волны на танцующей воде. В каждом движении звучала музыка, уносившая подальше от скуки и обыденности.
Платья красавиц мерцали, соревнуясь со звездами на ночном небе, отражая красоту и величие этого волшебного момента. Улыбки и взгляды, переплетающиеся между танцующими, безмолвно рассказывали свои истории. Ведь у каждого из них есть своя собственная жизнь.
Порой я видела Марианну. Она сейчас танцевала с высоким подтянутым шатеном с такой очаровательной улыбкой, что можно влюбиться. До этого вроде был коренастенький блондин. А перед этим — кудрявый рыжеволосый юноша с россыпью забавных веснушек. Томаш сейчас кружил в танце жгучую брюнетку, которая явно знала, как привлечь внимание мужчины. И дело было даже не в декольте, которое по глубине могло посоревноваться с ущельем за владениями Гнезда Врана. Конечно же, главным у этой невероятной пани была г… были глаза!
Чувствовала ли я себя чем-то обделенной? Ни капли. Наоборот, в душе царило какое-то спокойствие, будто я и должна сейчас быть именно здесь, в этом самом зале. Потому что из множества времен и миров нет другого, что могло бы мне подойти лучше.
«Может быть, проснулся материнский инстинкт? — подумала я и тут же себя одернула: — Марианна — не моя дочь, значит, никакой речи об этом не может быть. Тогда какой, получается? Няньтеринский? Нянечковый? Няньский?»
Погруженная в глубокие раздумья на предмет филологических формулировок, я не сразу поняла, что возле меня кто-то находится. И только вздрогнула, когда прозвучал низкий мужской голос: