Изобретение науки. Новая история научной революции - стр. 71
Не менее важным аспектом, чем спор о приоритете, является название открытия. Ученые нередко заявляют о своем праве на название своего открытия, по аналогии с открытием новых земель; Инграссиас назвал новую кость стремечком, Галилей назвал луны Юпитера планетами Медичи, а Лавуазье придумал название для кислорода. Часто открытия называют именем их авторов; с 1597 г. общепринятым стало различать три системы мира, Птолемея, Коперника и Браге{229}. Этьен Паскаль, отец Блеза Паскаля, в 1637 г. открыл необычную математическую кривую: в 1650 г. его друг Жиль де Роберваль назвал ее «улиткой Паскаля» – вернее, из уважения к скромности Этьена Паскаля (он был еще жив), «улиткой месье П.»{230}.
Такие названия сами по себе являются заявками на приоритет, которые делают почитатели первооткрывателей, – здесь прослеживается неявная аналогия с открытием Америки[114]. Это объясняет, почему у нас нет частей тела, названных в честь Гиппократа или Галена, звезд – в честь Птолемея, живых существ – в честь Аристотеля или Плиния. Присвоение названий неотделимо от открытий; оно не могло существовать до того, как люди стали путешествовать с целью открытия новых земель. И действительно, для присвоения названия ученые должны заявить о приоритете, чтобы иметь аргументы в свою пользу. Даже Везалий, первый великий анатом эпохи Возрождения, не заявлял о своем приоритете, и именно поэтому, несмотря на его многочисленные открытия, ни одна часть тела не получила его имени.
Математическая кривая, названная «улиткой месье П[аскаля]». Из «Математических работ» Роберваля, 1731
Понимание того, что географические открытия означают нечто новое, пришло очень быстро – в 1507 г. Вальдземюллер решил назвать «Америкой» земли, исследованные Веспуччи; вскоре так стали называть весь континент