Изобретение науки. Новая история научной революции - стр. 37
Колосс ударил по зданию, и оно рухнуло. Мангогул проснулся{112}.
«Что это за гигант направляется к нам?» – спросил Мангогул перед тем как проснуться. Ответ может показаться очевидным: Дидро, пишущий о трансформации знания, которую мы теперь называем научной революцией. Вскоре мы увидим, что Галилей направил свой телескоп на небо, Мерсенн (следуя примеру Галилея) точно измерил скорость падающих тел, Паскаль взвесил воздух, Ньютон расщепил свет с помощью призмы. Но Дидро назвал новорожденного колосса вовсе не «Наука», как мы могли ожидать. Во французском языке слово «наука» недостаточно конкретно для обозначения новых наук Галилея и Ньютона, поскольку, как мы видели, существовали и существуют разные науки, в том числе (в наше время) общественные. Не подходят и «естественные науки», поскольку этот термин, как и «натурфилософия», не делает различия между новой наукой и старой. Платон, вызвавшийся объяснить, что происходит, говорит: «Узнайте же, это Опыт»[82]. Но разве в опыте есть что-то новое? Разве опыт не есть нечто общее для всех человеческих существ? Как может «Опыт» быть подходящим названием для новой науки?
Отвечая на этот вопрос, я буду возвращаться к проблеме, на которую указывает нам Дидро, называя своего колосса «Опытом», – трудности нахождения адекватного языка для описания новой науки. С этой проблемой сталкиваемся не только мы, когда пытаемся понять ее, – серьезные трудности испытывали и те, кто изобрел новую науку, и те, кто подобно Дидро, восхвалял ее. Я приведу аргументы, что новая наука была бы невозможна без создания нового языка, который необходим для размышлений и который должен был сформироваться из доступных слов и фраз. Сначала это произошло в английском языке, где, например, в XVII в. стали расходиться значения слов experience (опыт) и experiment (эксперимент). (Дидро, который начинал свою литературную карьеру с переводов с английского на французский, был хорошо знаком с этим новым языком.) Таким образом, expérience Дидро переводится не как «эксперимент» (во французском языке до сих пор нет такого слова), однако совершенно очевидно, что «эксперимент» больше подходит для описания новой науки, чем «опыт», хотя Леонардо считал опыт ключом к надежному знанию. Мы можем точно определить, когда начался процесс формирования нового языка науки: с нового слова, еще больше расширившего ту роль, которую должен был сыграть опыт. Это слово discovery (открытие), существующее во всех европейских языках.
Далее мы увидим, как в XVII в. опыт в форме наблюдений и экспериментов, ведущих к открытиям, приобрел новое значение, как новая концепция открытия сделала возможным появление науки и как эта новая наука начала менять мир, результатом чего стали новые технологии, без которых мы уже не можем обойтись. Это история рождения науки, ее младенчества и ее удивительного превращения в колосса, под тенью которого мы все живем. Но необычная глава из книги Дидро содержит и предупреждение: сон, чудовища и аллегории, лингвистическая неопределенность – все это передает ощущение тревоги. Какова будет история опыта, точнее, этой новой разновидности опыта?