Изменяющий Сны - стр. 2
–– Ты славный малый, Чарли. Да только не выйдет из тебя хорошего светского человека, – сказал мне Джордж как-то с лёгким укором. – Слишком близко ты принимаешь всё к сердцу. Нравятся тебе или нет эти сопливые переростки – ingenus debonnaire 1 или нет, оставайся невозму тимым и просто скользи, скользи полегче, мой мальчик.
–– А я и не стремлюсь стать светским бонвиваном, Джордж. Просто я смотрю на это иначе. Не имею ничего против вечных недорослей с их восторгами и затянувшейся по жизни эйфорией. Зачем же мне возражать? Они или вырастают в конце концов, … или не вырастают. И тогда они так и умирают вечно молодыми! Однако я не одобряю всех этих rentieres paresseux et stupide2, особенно сластолюбивых гедонистов и самоуверенных хлыщей, – ответил я пренебрежительно и приняв скорбное выражение лица сделал жест рукой бросающей что-то в мусорную корзину. – Нужно делать что-то полезное в собственной жизни!
В тот вечер из-за изнуряющей боковой качки судна, ни у кого из нас не было никакого аппетита. Пропустив ужин, мы все расположились в углу одной из кают, наслаждаясь разговором, лёгкими сигарами и сухим хересом. Питер Крэнстон и Джордж выбрали для себя Бакарди и Беллантайн, чтобы укрепить и должным образом 'дисциплинировать' свои слабые желудки, как они объяснили. Я отметил про себя, что мой друг Джордж начал пить больше чем обычно, стал весьма капризным и слишком уж часто раздражался. Личный экзистенциальный кризис, подумал я, и это – поверх духовного!
К сожалению обе наши очаровательные дамы отправились в свои каюты раньше и не оживили нашу маленькую компанию в тот вечер. Просторный салон был почти пуст, за исключением нашей небольшой группы и дюжины других стойких пассажиров.
Оркестр сперва выступал как обычно, но закончил раньше и сцена в главном зале пустовала, что было несколько непривычно для путешествий такого рода. Громкие шумные вечера с джаз-бандом неистово наигрывающим популярные мелодии, большие весёлые толпы с дикими бурными танцами, обильные потоки розового шампанского – к сожалению всё в ту ночь сменилось унылой тишиной. И только немногие оставшиеся бывалые путешественники пытались растворить свои печальные тягучие мысли в бокалах.
И всё же кто-то, причем явно безо всякого музыкального слуха и с толстыми сосисками вместо пальцев, всё ещё упорно и шумно истязал пианино в библиотеке, что сопровождалось громкими пьяными криками и хохотом развесёлой компании. Весьма похвальная любовь к чтению книг в тишине уступила напору неудержимой чувственной страсти к развлечениям и варварской какофонии вместо музыки.