Измена. За что, любимый? - стр. 17

Его парни отступают, бандюки, подхватив штатив и камеру, бочком-бочком утекают прочь…

И вот тут меня начинает колотить.

Павел снимает пиджак, кидает мне на плечи. Я тону в нём, он приобнимает меня и выводит в коридор. Идём мимо офигевших дам, которые не могли сделать свои дела из-за того, что в женский туалет вломилось столько больших и страшных мужиков.

По дороге Косте́р отчитывается:

— Витя, ваш водитель, вовремя позвонил. Сообщил, что вам стало плохо, вы вышли в туалет, но вас долго нет. Хорошо, что мы были поблизости.

Хорошо? Да вы, наверняка, следовали за мной по пятам! И я даже знаю, кто дал такое распоряжение! Хочется проорать это ему в лицо. Но вместо этого просто киваю на каждое слово и бормочу:

— Хорошо-хорошо-хорошо…

Уже возле машины мы останавливаемся, и безопасник заглядывает мне в лицо:

— Вы в порядке, Саломея Львовна?

— Ни черта, — машу головой. — Я до сих пор в ужасе.

— Понял-принял, — чеканит Косте́р. Открывает дверь на заднее сидение, помогает мне сесть, сам садится рядом.

— Вить, в дом Капровых.

— Есть.

Наша машина трогается, я смотрю перед собой и не могу ни о чём думать, в голове сумбур и каша. А ещё — предчувствие. Дурное, гнетущее, вытягивающее душу. Такое было перед смертью папы. Предощущение большой беды.

Когда-то дом Льва Капрова действительно был крепостью, а я — принцессой в этой крепости. Всегда защищённой и беспечной. Меня не могли зажать отморозки в туалете — такое существовало в параллельной реальности. Как же могло случиться так, что всё поменялось? В мой спокойный, тихий, устроенный мир богатой девочки…вторглось это? И ответ приходит сам: когда умер папа. Так и начинается падение империй: сначала свергают царя, потом — по кирпичику — разбирают его дворец.

— Саломея Львовна, — Косте́р осторожно трогает меня за руку, — мы прибыли. Какие будут дальнейшие указания?

— Разве Геннадий Иванович не дал вам их?

— Дал, но…

Я понимаю колебания этого верного вояки — Павел Косте́р «присягал на верность» моему отцу, а не Гене. И незадолго до смерти поклялся защищать меня ценой своей жизни. Мой отец когда-то спас его и его семью, и Павел, как честный человек, платил за это безграничной преданностью. Поэтому для него мои указания важнее Гениных. Однако — интуиция подсказывает — что муж в своей манере позаботился обо мне… А значит.

— Выполняйте то, что велел Геннадий Иванович.

— Есть выполнять, — козыряет безопасник и помогает мне выйти из машины.

Бегу в дом, где на крыльце меня уже встречает мама.

— Саленька… Девочка… Как же так? — обнимает меня. Я утыкаюсь ей в плечо и даю волю слезам. Мама заводит меня в гостиную, усаживает за барную стойку, которая отделяет комнату от кухни и сама бежит делать мне чай.