Измена. Я заставлю тебя простить - стр. 28

Снова те же мысли по кругу.

В горле застревает комок слёз.

Неужели когда-то я жила, не перемалывая в голове предательство близких людей? Радовалась, строила планы… Правда? Это было словно в другой жизни. Во сне.

Но — увы — я проснулась.

Наконец, кроме всего прочего чувствую и злость. Не просто бессилие, не просто траур. Гнев и обида пульсируют в венах. Не выдерживаю и сношу с тумбы лампу, будильник и книжку «Первые роды — всё что нужно знать». И как я её раньше не заметила?

Подбираю, сажусь на кровать и замираю, глядя на обложку с беременной красоткой.

«Выкидыш? В этом проблема что ли?»

Сама не замечаю, как начинаю вырывать страницы.

Одну за одной, одну за одной.

Все эти истории мне больше неинтересны.

Все советы — без надобности.

Стук в дверь. Где-то на фоне. Плевать. Я продолжаю уничтожать то, что сама же купила и принесла в дом.

Глава про токсикоз, про массаж, про витамины, про психологическую подготовку к материнству.

Зачем это всё?

Зачем?

— Лера? — вздрагиваю от голоса… Петра Алексеевича. Игнат бы едва ли смог выдернуть меня из остервенелого транса, кудахтанье Любови Михайловны — тоже. Но этого человека слишком уважаю, чтобы не поднять взгляд.

— Да? — переспрашиваю так, будто ничего не происходит.

Ну, почти что.

Вся в листках, с которых на меня смотрят счастливые беременные женщины.

Он закрывает дверь и делает шаг ко мне. Пульс учащается, становится не по себе.

— Я, — отец Игната подтверждает мой страх, — всё знаю.

— Что конкретно?

Не знаю, что именно мог сказать муж… бывший муж? Он очень прямолинейный, но отец для него — святое. И сказать как есть, наверное, было бы не слишком просто.

— Лерочка, мне очень жаль, — и по глазам видно, что это правда. Игнат много хорошего о нём рассказывал. И я верю, глядя на Петра Алексеевича хочется сказать — человек с большой буквы. Большими принципами. Вот поэтому Игнат такой идеальный, воспитание отца — думала я раньше. — Он рассказал мне, что изменил тебе.

Я сглатываю.

Кто мог подумать, что мы будем обсуждать это.

— И о ребёнке… это большая трагедия. Я переживаю вместе с тобой.

— Игнат так не думает, — ненадолго меня хватило, в голос снова пробираются высокие ноты. — Он сказал, что это ничего особенного. Наш ребёнок — ничего особенного.

— Лера… — он вздыхает и садится в кресло. Вижу, что ему тяжело. Ещё молодой — шестьдесят лет, но есть какие-то проблемы со здоровьем. В подробности Игнат не вдавался. — Могу я высказаться? Ты, конечно, можешь прогнать меня, если уже всё решила.

— Пожалуйста, — отзываюсь я, — говорите.

Не хочу проявлять грубость. Отец не должен отвечать за поступки сына.