Измена по контракту - стр. 45

Она смотрит на меня взглядом раненого животного, а потом стонет, некрасиво кривится и начинает плакать — навзрыд, с подвываниями, размазывая тушь и помаду. В прошлый раз такой истерики не было.

— Господи, Настя, ты, наверное, не поняла… — пытаюсь остановить поток слёз.

— Всё я прекрасно поняла! Какой же он подонок! А я ведь просила… На коленях стояла, умоляла признаться, всю ночь тогда ревела… Тварь, сука, чтоб он сдох!

— Держи, выпей, — Никитос подаёт ей стакан воды. — Или коньяка налить?

— Коньяка.

Она опрокидывает в рот щедрую порцию, закашливается и запивает водой. Под носом вздуваются пузыри, Настя сморкается в заботливо поданную салфетку.

— Всё в порядке, — говорю я мягко.

— Да ничего не в порядке.

— Объясни, — просит Никитос.

Настя снова плачет, из глаз текут целые потоки слёз. Макияж безнадёжно испорчен.

— Мы же разошлись тогда, — наконец произносит она.

— Когда? — интересуется Никитос.

— Когда нам было по двадцать лет. Мы встречались несколько месяцев, даже жили у меня. Я была влюблена в него, как кошка. Нет, хуже — как десять кошек! Я ревновала его к каждому столбу, к однокурсницам, к тёткам в «Питерстрое», к Васе этой чокнутой. Она запала на него, как только он пришёл в контору, и, получается, затащила в койку через несколько лет! А я ведь чувствовала! — Она снова ревёт так искренне и горько, что у меня сжимается сердце. — Я подозревала, что он мне изменяет, но ни разу не поймала с поличным. Мы поэтому и расстались — потому что я больше не могла терпеть его измены.

— Недоказанные? — уточняю я.

— Недоказанные, — эхом повторяет она. — Он так и не признался, что спал с ней! Вообще ни разу ни в чём не признался! Не факт, что она была у него единственной. Вокруг него всегда много баб крутилось. Ты можешь представить, как я страдала? От подозрений, от вечного вранья, от того, что он пропадал и выключал телефон, а я как дурочка ждала его звонка. Сидела на подоконнике и курила до пяти часов утра, а он возвращался пьяный, с засосами, и пахло от него женскими духами.

— Представляю, Настя. У меня было то же самое.

— Да, всегда одно и то же. Поэтому когда мы снова сошлись и решили пожениться, я выдвинула условие: если он мне изменит, я отберу у него бюро, а если изменю я, то отдам свою квартиру. И он согласился. Он прекрасно знает, как для меня это важно.

— Но он тебе не изменял, — напоминает Никитос.

Мы оба на него смотрим. Видимо, он читает в наших глазах гендерную ненависть, потому что замолкает.

— Я всё равно с ним разведусь, — говорит Настя севшим от слёз, но уверенным голосом. — Я не смогу с ним жить. Это невозможно. Пускай он не изменял в браке, но он обманывал меня пять лет. Пять лет! Лучше бы признался перед свадьбой, что трахнул эту Васю, — я бы простила. Потребовала бы её уволить и простила. Но он скрыл. Он общается с ней каждый день, водит по кафешкам, называет другом и защищает от нападок. Выставляет меня ревнивой идиоткой. Нет, — она трясёт рыжими кудрями, — я не смогу это простить. Я перестану себя уважать, если проглочу это предательство. И это уже второй раз! У него был шанс, но он его похерил.