Излом - стр. 25
– Да, – буркнул тесть.
– Может и не их, – неосторожно сказал Слава.
– Как не их то? Ты своего ребенка-то видел, и на себя-то в зеркало посмотри, – объясняла теща. – На, нарезать сможешь? – отодвинув бутылку самогона, теща плюхнула перед мужем доску с ножом и огурцами.
– О! – обрадовался тесть и взял нож. – Славка, чего ждешь? Поливай. Смотри, какая закуска.
Слава наполнил стаканы. Тесть кое-как нарезал огурец и раздраженно кинул нож на стол.
– Так пойдет. Давай.
Выпили.
– А ты-то зятек, не такой простой, как кажешься, – не унималась теща. – Живешь здесь, пользуешь, вон выпиваешь, а у самого-то камушек за пазухой.
– Какой камушек? – удивился Слава.
– Такой вот. Неблагодарный ты. Мы тебе дочь отдали. Помогаем. А ты-то зло держишь, – говорила теща, угрожающи подперев бока руками. – Да если на то пошло, то и от тюрьмы тебя спасли.
– Так сами же и хотели закрыть, – огрызнулся Слава. Взял бутылку и налил еще по стакану самогона. – Давайте! – обратился он к тестю, но тот, опустив голову, уже сопел.
– Мы тебя спасли, дурень. Кто со следователем договорился, а? Кто денег то собрал? Родители твои палец об палец не ударили. Бросили тебя. А я за тобой как за сыночком родным. А ты? Эх, бесстыжий.
– Дочка ваша бесстыжая. Давала всем подряд, как ведром. А я крайним оказался, – заплетающимся языком сказал Слава.
– Ах ты, поганец! Дочка моя ему не нравится. Как издеваться-то над ней всем хором, пожалуйста, – теща ножом пересыпала огурцы в тарелку. – Она тебе такого ребеночка родила, любовью лаской окутала. И мы к тебе как к родному. А ты? Неблагодарный. Поросенок ты, засранный.
Слава встал. Все кружилось и болталось как при качке.
– Еще тогда в милиции надо было-то отрезать тебе женилку, – отчитывать его теща. – Зачем тебе женилка? Думали мужик ты. Думали, любишь жену, сыночка, нас. А ты что? Поросенок ты, а не мужик.
Слава пошатнулся. Чтобы не упасть схватился за тещину руку, в которой она держала нож. Женщина, решив, что зять пытается отобрать тесак, попыталась освободиться. Подняла локоть вверх и, что было сил, потянула руку на себя.
– Что ты творишь-то? Дай сюда, доходяга малахольный.
Тут чувство равновесия окончательно подвело Славика, и он, покачнувшись, выпустил руку тещи. Лезвие длинного кухонного тесака блеснуло молнией, и через мгновение оказался наполовину воткнуто в левую глазницу женщины. Тотчас ее тело рухнуло на пол. Качаясь, Слава посмотрел на бездыханное, лежащее на полу тело, с торчащим из глазницы кухонным ножом. Не было ни сожаления, ни сострадания, ни испуга. Ни даже радости, ни горя, ни злости. Пьяное безразличие. И сильное желания спать.