Избранные труды по русской литературе и филологии - стр. 82

Другая группа высказываний Вяземского, которая должна быть сопоставлена с принятыми концепциями, – это суждения о Николае I. Известно, что их отношения характеризовались взаимной неприязнью. Но тем самым ставится вопрос о выраженных Вяземским в разное время положительных оценках личности и действий царя и других его суждениях, позволяющих предполагать такие оценки. Если эти высказывания не могут быть отведены указанием на заведомую неорганичность (сделаны для цензуры, исключительно в расчете на адресата, продиктованы сугубо конъюнктурными соображениями и т. д.), то они должны быть объяснены как реализующие систему воззрений, как идеологически значимые. При этом мы стремимся элиминировать психологическую сторону: если 2 февраля 1832 г. Вяземский сообщает жене, что царь, беседуя с ним на балу, хвалил департамент внешней торговли (вице-директором которого был Вяземский), и добавляет: «Виноват, доволен, и тем более, что разговор сей происходил между танцами, посредине залы, так что все видеть могли и видели <…>»225, то нас интересует не это удовлетворение, противоречащее привычному психологическому облику Вяземского, а то, в какой мере оно может быть поставлено в связь с собственно идеологическими суждениями.

Первые личные впечатления Вяземского от нового царя были связаны со смертью Карамзина. 21 мая 1826 г. А. Я. Булгаков писал К. Я. Булгакову: «Вьельгорский сказывал, что Вяземский, читая рескрипт или указ (ибо я еще не видал его), плакал, как ребенок, рыдал. Тут сказано, говорят, все, что может только воскресить умирающего Карамзина»226. 25 мая Вяземский сообщал жене, что на погребении Карамзина «царь был очень растроган и плакал. Дай Бог, чтобы эти слезы принесли хорошие плоды, и Николай Михайлович мог бы и из‐за гроба быть добрым внушителем царя и полезным своему отечеству <…>»227.

Летом 1826 г. после приговоров декабристам Вяземский, как известно, пришел к прямому оправданию их выступления; он не только отрицал законность приговоров – самые сильные инвективы в адрес правительства были высказаны им именно в это время. В этих записях в Записной книжке от 19–22 июля 1826 г.228 Николай I не упоминается. Естественно было бы предположить, что суждения Вяземского распространяются и на царя. 17 июля он сообщал В. Ф. Вяземской, что откладывает отъезд из Ревеля, чтобы не попасть на коронацию229. И Жуковскому и А. Тургеневу Вяземский писал 29 сентября, что «норовил, чтобы возвратиться в Москву к шапочному разбору, а не прибору мономаховой шапки»; здесь же: «Вообразите, что 14‐е и 13‐е уже и не в помине. Нет народа легкомысленнее и бесчеловечнее нашего»