Избранные труды по русской литературе и филологии - стр. 132
Не называет он и советских тем их бесед, как если бы обсуждались только французские и европейские дела (хотя определенная осторожность в разговорах между сдержанным, как его рисует мемуарист, Тыняновым и политически искушенным Эренбургом вполне вероятна). Такой темой (кроме очевидных, вроде «дискуссии» о формализме) могло быть, в частности, положение Бухарина, который в те же месяцы находился в Париже. Несомненно, именно Эренбург связал Тынянова с Эльзой Триоле. 2 апреля 1936 г. Тынянов передавал в письме Шкловскому поклон «от „той одной, что знаешь ты“ (Фет), – с которою часто о тебе говорю». Она же (имя снова не было названо) и разговоры с ней о Маяковском и Бриках подразумеваются и в первом по возвращении письме (конец апреля – май) тому же адресату: «Приезжай ко мне – я расскажу тебе о биографии города Парижа и Владимира Владимировича».
Существенная разница между автобиографическим конспектом и программой «Люди» та, что в первом предусмотрено – в виде особой темы – детство («Режица», отчасти «Псков»; ср. псковские фрагменты в указанной в прим. 3 публикации 1966 г.). Именно в этом единственном пункте замысел был доведен до определенной степени реализации в «Автобиографии» 1939 г.454 Приводим два наброска:
Семи лет влюбился в девчонку Мери, черненькую, уверил, что я моряк (матроска и шапка с ленточками), кормил ее конфетами, уговаривая бежать. Она жила в «сумасшедшем саду» (сад сумасшедшей старухи). Она заметила, что перепутал башмаки: правый надел на левую ногу, левый на правую